Ольга Демидюк - Письма Василиссы

А в рождественскую ночь в лагере один молодой итальянец попросил Тонино приготовить тальятелле. Тонино спросил:

– Как же мне его приготовить?

Тот ответил:

– С помощью слов.

И тогда Тонино стал вспоминать, как готовила тальятелле его мама. Он стал рассказывать, а все собрались вокруг и внимательно слушали, как Тонино рассыпает муку, добавляет яйца, много яиц, потому что людей много, 80 человек. Раскатывает мягкое тесто, разрезает его. Рядом уже закипает вода, он опускает макароны в шипучую воду. «Тальятелле готовы! Посыпать пармезаном? А тебе? Достаточно?»

А один человек подошел к нему и сказал:

– Можно мне добавки?

И это, по-моему, тоже человеческая суперсила. Уметь находить прекрасное в ужасном дне, времени и месте. Уметь видеть поэзию.

Уметь делиться внутренним светом и теплом, даже когда все вокруг во тьме.

В родном городе я всегда хожу пешком. Зачем тут вообще придумали автобусы? Ведь все здесь в одной точке, рядышком. Две станции метро в длину, вот и весь город. Шагаешь, вспоминаешь, не узнаешь, поражаешься. Какой высокой стала ель возле автобусной остановки, каким маленьким стал тот мир, который в детстве казался огромным, даже бесконечным.

Двор, ива возле кинотеатра, киоск со жвачками возле школы, детская поликлиника недалеко от дома, стадион интерната за забором, старая автоколонна. Сложно было представить, что за этими линиями есть что-то еще. Да и зачем? Казалось, этого мира хватит на всю жизнь. Он ведь состоял из тысячи мелочей, ржавчин, камней, травы, песка и листьев.

А сейчас проходишь этот мир в два размашистых шага. От ивы до киоска, ровно в два.

…Дома с утра я тихонько пробираюсь на кухню мимо спальни родителей, чтобы не дай Бог их не разбудить. Чтобы посидеть в тишине. Побыть с утром наедине. Ставлю бордовый чайник на плиту.

Тишина такая, что кажется я услышу, если в доме через дорогу встанет с кровати человек и щелкнет выключателем настольной лампы. Услышу, как он будет шаркать ногой, искать свою тапку. В окне ни огней автострады, ни многоэтажек, ни шашек такси. У маленького города свой режим, свой темп.

На кухне гудит холодильник. Так уютно.

Замираешь и сразу слышишь, как в детстве на кухне в деревне у бабушки так же уютно гудел котел. Бабушка сидела на стульчике рядом и чистила морщинами на пальцах картошку. На синем котле лежала кошка. Они урчали вместе, как друзья, они были заодно против долгой зимы.

Так на кухне с котлом и морщинами бабушки можно было сидеть сколько угодно.

…Из спальни мне кричит мама: «Зачем ты так рано встала? У тебя что-то болит?» Говорю, что нет, говорю, чтобы они спали. Через минуту на кухню заглядывает папа, интересуется, что я тут такое с утра делаю. Папа уходит, заглядывает мама, спрашивает, пришла ли ко мне муза. Я уже начинаю злиться, потому что хотела посидеть этим утром в тишине с чайником и гулом холодильника, без музы и всех остальных.

А мама стала говорить. Как соседка Люба сказала, что хлеб подорожал и надо делать запасы. Еще Люба сказала, что скоро конец света (зачем тогда запасы?) Соседка по площадке Галя поругалась с другой Галей. Кто-то на ком-то женился, кто-то родил ребенка. Кто-то нашел молодую. Кто вообще эти люди? Зачем мне знать про соседку?

И хочется злиться опять. А потом в нечаянной паузе между Галей и Любой опять стало слышно холодильник. И я подумала… Нет. Я почувствовала…

Как хорошо, что ВСЕ это у меня есть. Как хорошо, что холодильник вот так гудит. Как хорошо, что родители вот так заглядывают на кухню утром. Как хорошо, что кто-то женится, как хорошо, что мама мне это долго и в подробностях рассказывает. Как хорошо, что она ругает меня за ноги без тапочек. И каждые пять минут проверяет, не холодные ли у меня руки. Как же хорошо.

И пусть так будет еще очень-очень долго. Много-много лет.

Я люблю ходить в кино одна. Особенно люблю ходить одна на хорошее кино. Потому что тогда, выходя из кинотеатра, можно сколько угодно ничего не говорить. Не отвечать на вопрос «ну как».

После хорошего кино говорить не хочется совсем. Это особенный момент – первые минуты после титров. Два мира, вымышленный и реальный, расстаются друг с другом, расклеиваются, отделяются. Мне нравится это прощание. Это чувство тепла, рельефа кончиков пальцев последнего касания. Реальный мир в этот момент еще не четкий, шатающийся, размытый. Я как будто выныриваю в него из глубины.