Роман и Новелла Завязкины - Живой камень. /СНЫ/

Денно и нощно точат на Побережье шарики для бус. Кто на балконе, кто в подвале, кто на кухне. Сам пробовал, все пальцы сжёг, пока один выточил. Грамм – доллар. А он всего-то грамм!

Хорошо идёт полуфабрикат из кабинета с аквариумом. В Голландию, Японию, Эмираты. Дорого!

И к нашему брату, художнику, порой заплывают камешки под заказ. Но это для АКМ деньги не быстрые, можно и потянуть с оплатой. Мастер сидит в кожаном кресле «Высоты». Точно знает – кому, когда и сколько!

И лопаются банки, сокращается добыча сырца в карьере, взлетают цены на электроэнергию, а «Высота» стоит, и кормит полгорода. И хоть в подножии её, наркотное бабло самого Хасана, не числится «смотрящий», средь учредителей фирмы. Ходит себе в скромных акционерах совсем другой компании. В которой таких «Высот», штук двадцать! Вон, кирха православным крестом сияет. Его дар.

Причащаюсь.

Люпиновое воинство шевельнуло острыми верхушками. Похоже с моря пошёл туман… Ох, и цирк сейчас начнётся на пляже! Как навалится холодная стена на горячий песочек! Как шуганёт столичные телеса по минеральным бассейнам, да грязевым ваннам. Хотя, может, и рассосётся?

Короче, любимый город всех моих знакомых мог показаться райским садом, если бы в его кущах алели не черепичные крыши, а запретные плоды. «И не давило трагическое мироощущение!» – ехидно закончил мысль единственный слушатель.

Захожу за оградку, сажусь на почерневшую скамеечку, смотрю на фарфоровый портрет – явная отличница! А мне тогда было? Четырнадцать…

Время рвёт в обратном направлении, я в восьмом «Б».

Класс строчит контрольную, мальчик за последней партой впился взглядом в запретное. Краешек ЕЁ рейтуз, выглянувший из-под формы.

Форма! Платье и фартук. Платье коричневое или синее, фартук чёрный или белый. Рейтузы – белые, голубые, розовые. Под банты в косах.

А ещё отличница и председатель совета дружины. Звезда, короче. А я троечник!

Кончилось просто. Застукал «предмет» в раздевалке с Жоркой Солдатовым из десятого «А». Звезда делала минет.

«Я смотрю на образ твой милый, в сердце таится мечта. Было б лучше, если б Ты подарила, фотографию эту Сама». За неделю до этого написал. Стащил фотку с доски почёта, накатал стих на обороте и подложил в парту.

А вот Аня Светликова «погибла трагически». Как погибла-то? Каталась с другом на мотоцикле и разбилась? Или белокровие какое-нибудь?

– Ты чё зесь делаешь?

Оглядываюсь. Бомжеватый пенс с пузырём.

– Пиво пью, а что?

– А то, что могила моей дочки, вали отседа!

Пенс дохлый, но бутылку держит за горлышко.

– Не парься, отец, отвечаю с почтением к возрасту и серьёзности намерений, ухожу!

Узелок физиономии нежданного знакомца развязался, из глаз, похожих на плевки, хлынули слёзы:

– Выпей со мной! – взмолился бывший господин Светликов нечеловеческим от космического перепоя шёпотом.

Любопытство побеждает отвращение, отодвигаюсь на край скамейки.

– Прикинь, родная дочь на порог не пускает!

– Она? – показываю на памятник.

– Ты чё? Анька повесилась. Светка. Эх! Во стерву-то вырастил, дурак старый. Родного отца на десять лет! Ты, знаешь чё такое десять лет?!

– Не.

– То-то. А я по календарю, поял?

– Понял.

– Пей!

– Статья-то, хоть какая?

Небритое личико бледнеет.

– А те чё моя статья, ты чё конвой?!

Нежно выдираю из наколотых рук бомбу, делаю пару глотков.

– Не парься, отец! Сам-то как?

– Ништяк! Баба хвостом щёлкнула пока парился, а эта сучка грит, ментам сдаст, если в наглую полезу.

– А где она живёт?

Счастливый отец булькнул, отёр синие губы и явил:

– Где, где… Больно много вопросов задаёшь, фраир!

– Художник я. Портрет её писать хочу, въезжаешь?

Визави вывалил мутные глазки.

– Па-а-атрет? Тада, пыжалса! Горького девять, два.

Встаю.

– Погодь, чирик есть?

Вынулась мятая пятидесятка.

Свободен!

Протискиваюсь меж оградок, вглядываюсь в фотографии бывших. Птички поют, цветочки.

«А это что? Или кто?!»

Кучка цветного тряпья на полянке шевельнулась, раскинула руки, вцепилась в траву. Замычала в землю. Будто хотела подтянуть к себе три маленьких холмика…

«А-а-а, знаю! Вдова „Маленького льва“, которого с сыновьями засыпало. Так вот где их похоронили!»

«Маленьким львом» моя бывшая супруга окрестила соседа, Дёму – копателя. За наполеоновский рост, великий понт и грязненького «болона», с которым тот рассекал по променаду. Бестолковая собачонка гадила прямо у дверей!