– Ему приспичило, а я не давала!
Откинулась в кресле, закрыла глаза. «Пора!» Прикипаю к почти родным от «Наташкиндара» губам.
– Ляжем?
– А больше никто не придёт?
– А мы опять не откроем…
Падаем на станок, тяну трусняк, цепляю долгожданную задницу…. Шлёп, шлёп! шлёп!
Подруга рычит тигрицей, дорвавшейся до антилопьего горла… «Получилось!»
Хозяйка моего подвала
Явилась ночью… или днём?
Я пил один, мне не хватало
И вдруг увидел, пьём вдвоём
– Откуда ты взялась, подруга?
– Откуда? Ха! всегда я здесь
И властвую над кирпичами
Стригу мышей, точней их шерсть.
Тебя могу как таракана, легонечко
Одним щелчком!
Но ты живи, вставай не рано,
Подвал велик и всё при нём.
Я дам тебе, чего захочешь,
Ты только свет не зажигай!
Увидишь в темноте воочию
В стакане водка или чай.
Про скатерть-самобранку, слышал?
Такая будет у тебя,
Но с бабою, притом на блюде.
Вот договор от до я.
Я согласился и забот не знаю.
Коль кайф при мне, не зажигаю.
Край шторы отодвинулся от бревенчатой стены. Мелькнули в компьютерном углу белки пёсьих глаз.
– Как дела, Романыч?
– Эротическую сцену сваял.
– Да ну-у-у?! Прочитаю?
Роман уступил место, вышел в комнату. Ночь. Подошёл к окну. Снег. «С какой стати?» На столе, однако, в лунном пятне высился некий айсберг. Нечто под вафельным полотенцем. «О-о-о!» Кружка простокваши, шмат супового мяса, горбушка чёрного.
– Сохранить?
– А ты как думаешь?
– Сохраняю.
«Вот оно!» – подумал автор, но закусить не успел – легла на колено Метёлкинская голова.
– Правда, что этой девушке два ребра сломали?
– Правда.
– Грубо…
– Что же, ты читал?
– Интересно, что дальше будет. Кстати! Давай вместе писать?
– Что?!
– А что? Книжка в два раза больше получится!
Согласился Рома. Почему нет?
Я к вам от каменного гостя,
Он там на площади стоит.
Над головой звезда горит!
Клали на песок камешки…
Да уж не клали! Выложили площадь. И мероприятие провели, и последствия устранили. Лужи красные опилками промокнули, под ёлочки ссыпали.
Ночью упал на Лобную первый здешний снег. Завалил землянки, палатки, шалаши, телеги, потушил костёр перед царской юртой, шевельнул в государевой груди страх.
Всё есть!
Столица «назло надменному соседу» темя из чрева показала. Раз! Страна в кулаке. Два!
Ан ничего и нет. Упадёшь – руки не подадут, сдохнешь – забудут, брусчатка зарастёт грязью – трава вырастет. Господи, что делать?!
– …Дальше рубить надо…
– Что?
– …Дворец…
– Зачем?
– …Жить…
Прочь страх! Прочь верблюжье одеяло! Спрыгнул самодержец с постели: «Васька, сапоги!»
Вылетел наружу, возовопил страшно:
– Ко мне все!!!
Скользнула следом тень, набросила на голый «остов» шубу:
– Простудишься, мой хер!
Взъярился помазанник:
– Сколько раз тебе, козлу, говорить? Не хер, а херц!!! Запали костёр, р-р-раб!
Раб, косясь на царскую длань, выдернул из правого ботфорта штоф, наплескал в кострище джину, чиркнул. Полыхнуло. Из левого достал рожок, продудел. Сбежались все. Явил царь волю:
– Здесь будет город заложён! Топнул.
Забыли про ночь, с космической скоростью свели окрест всю растительность. Встал дворец.
Не сразу, конечно…
Пришлось повозиться, да повозить! Из Якутии на оленях – мрамор; с Камчатки колонны малахитовые полста штук припёрли. Тракт от моря до моря в пятнадцать саженей ширины вручную откатали…
Ступил самодержец на мрамор, посмотрел на зелёные в разводах столбы, понял! Назвать дворец не пустяк. Так должно, чтоб народ не успокоился, да не расслабился. Полетело царское слово птицей:
– Временный дворец!
Сошёл со ступеней, повернулся к соратникам.
– А рядом возвести Дом Страшного Суда.
– И туда… Брякнули из толпы. Усмехнулся государь горько, повторил громко:
– И туда.
Кивнул охране:
– Взять!
Вырос подле дворца Дом. Поместилось там важнейшее: органы надзора за исполнением государевой воли.
Напротив, к рождению наследника, возвели Триумфальную арку. Но родилась девочка и простояла арка в лесах год. И опять девочка! Ну что ты будешь делать?
Убрали леса, обнажили красоту в честь её самой.
Читать дальше