Константин Зарубин - Не люби меня осторожно. Рассказы и повести. 1999-2007

Я присел на корточки. Лицо мёртвого было впечатано в асфальт.

– Не трогай его.

Я покачал головой.

– И все прут мимо, как на зелёный, – возмутился водитель, проводив взглядом очередной грузовик. – Надо было тоже объехать… Твоя Елена настояла. Тебя как зовут? Меня – Лев.

– Константин.

Мы обменялись рукопожатием.

– Слушай, Константин, – сказал Лев голосом главы областной администрации. – Мне очень неохота тратить время на ментов и их заботы. Но делать нечего. Правильно я говорю? Давай делать так. Я отвезу Елену в Валкьярви, к маме, потом оповещаю нашу доблестную милицию и еду с ними сюда. Ну, и баллон попробую раздобыть, это надо. А ты пока подождёшь здесь, у машины. Разъяснишь картину, если кто заинтересуется. Опять же, если менты подъедут. Правильно я говорю? Так и девушку мучить не придётся. Согласен со мной?

На вид Льву было под пятьдесят. Через его ремень переваливался объёмный пивной живот.

– Хорошо, – сказал я. – Я согласен.

Ленке уже совсем не было страшно; только противно. Я переговорил с ней.

– Поезжай с ним. Скажи маме, что у нас сломалась машина и я остался её сторожить.

– Нет. Я не поеду. Подождём вместе.

И она осталась – из чувства долга. Из других чувств я обнаружил у неё усталость и всё столь же сильную неприязнь к трупу.

Когда пузатый Лев уехал в Валкьярви – сдерживать или не сдерживать своё благородное обещание – мы сели в машину. Я успел ощутимо промокнуть, разглядывая труп. На заднем сиденье валялась скомканная пижама, в которую мы что-то заворачивали на прошлой неделе. Я снял рубашку и надел пижаму.

– Смешно, – сказала Ленка, поправив мне воротник. – Знаешь, я не уверена, что в Валкьярви часто бывает милиция. Он мог бы вернуться в Прилучье – с таким же успехом.

– Ну что ж. Значит, доберётся до Выборга.

– Он забьёт скорее.

– Это очень может быть. Он не похож на лучшего друга милиции.

– … Дураки мы какие-то. Можно было просто позвонить.

– Да.

Трактора, грузовики, автобусы и мотоциклы продолжали проезжать мимо, не останавливаясь. Некоторое время мы с Ленкой лениво строили предположения по поводу трупа. Мы придумали несколько криминальных историй; потом Ленку стало клонить в сон.

– Будешь спать?… – спросил я.

– Нет… С чего ты взял?… Хотя… – она зевнула (точнее, мы зевнули одновременно). – Надо поспать, ты прав.

Ленка повернулась ко мне, подложила руки под голову и закрыла глаза.

– Разбуди меня, когда найдут убийцу.

Когда она заснула, я очутился в плохо описуемом состоянии. Внутри меня, неизвестно где, образовалась непроницаемая область, которая постепенно разрасталась. Я без труда одолел сонливость, но бесформенное облако покоя и умиротворения не отодвигалось. Я чувствовал, как оно размягчает мои мышцы и напускает в мысли лёгкий туман. Перед глазами засуетились яркие картинки. Они мгновенно теряли чёткость, как только я предпринимал попытку их рассмотреть. Если сейчас начнётся просмотр Ленкиных снов, то как-то не очень красиво получится, неуверенно подумал я.

Чуть позже я понял, что картинки перед моими глазами больше похожи не на чужие сны, а на иллюстрации к моим собственным мыслям, трёхмерные и движущиеся. Я подумал о Ленке, и передо мной с головокружительной скоростью пронеслась целая галерея её портретов, выдернутых из памяти. Потом я вспомнил вчерашний день на работе и увидел бегущие строчки на экране компьютера; потом улыбающееся лицо нигерийца по имени Майкл, с которым я пил кофе во время обеденного перерыва. Иллюстрированные мысли начали мне нравиться. С минуту (а может быть, намного дольше) я перелистывал своё прошлое, отыскивая самые живописные страницы. В конце концов я увидел дорогу на Валкьярви, но только с другой стороны – от Выборга. На дороге была сероватая ночь. В ночи, чуть впереди меня, шёл Князь. Один из моих институтских друзей.

Картинка тринадцатилетней давности.

Мне стало совсем весело. Тринадцать лет назад я познакомился с Ленкой в первый раз. Образ Князя, бредущего с огромной пустой сумкой по ночному шоссе, был одним из последствий этого знакомства. Ещё одни последствием была моя жизнь – вплоть до текущего момента.

В то достопримечательное время, познакомившее нас, мне было 20 лет и мысли в моей голове заметно отличались от нынешних. Они умели казаться мне единственно верными – особенно когда убегали с поверхности и становились тем, что люди называют интуицией и здравым смыслом.

В то время я панически боялся пошлости, как я её себе представлял. Пошлость мерещилась мне в большинстве стандартных человеческих поступков – особенно если эти поступки совершались не мной. Я был по уши переполнен желанием отличаться от этих пошлых, безвкусных и однобоких людей, которых, если верить моим тогдашним мыслям, вокруг было абсолютное большинство. Ещё я ненавидел казаться нелепым, если не планировал этого заранее. Поэтому я очень часто планировал это заранее. У меня неплохо получалось.