Евгения Монастырская - Кротовые норы. Рассказы

Я не знаю, куда плыть, не знаю. Где мои ориентиры, пристанище? Может быть, просто нет их? Меня шатает как надравшегося матроса на палубе ветхого суденышка, попавшего в шторм. Но я держусь на ногах, держусь. Я улыбаюсь загадочно, дико. Я хохочу так, что рыба всплывает вверх брюхом, а чайки с криками улетают прочь.

Не могу прислушаться к своему сердцу – каждый раз оно выстукивает новый ритм, импровизирует, как джазовый музыкант, играющий без нот. Стонет, жалуется, бормочет, как бродяга, забившийся в вонючее логово под мостом. Тычется слепым котенком средь мусорных баков, призывая мать, которую в безлунной ночи растерзала, выпотрошила стая диких псов.

Я не знаю, не вижу, не узнаю себя. Теряюсь среди сотен своих разноцветных масок, восхитительных или безобразных игр, надуманных или реальных трагедий. Я устроила карнавал, театр, шоу – я режиссер, актер, зритель в одном лице.

Это моя реальность.

Никогда не знала, как объяснить Наде, что происходит со мной.

– Ты просто не понимаешь, в каком мире я живу, – сказала однажды.

Она взяла мои ладони в свои:

– Но я пыталась забрать тебя в свой мир. Показать тебе другое.

В этот момент я почувствовала себя беззащитной, слабой, совсем маленькой. Шепнула:

– Забери меня к себе.

– Я заберу тебя куда угодно.

Я сижу на даче. Не хочу видеть ее, нет. Представляю, как они с Мишей гуляют с коляской – счастливая семья, в которой мне нет места. В журнальчике для новоявленных мам вычитала – в животе ребенок уже различает голоса своих близких. И родившись, узнает их. Но мой голос будет вытравлен из его памяти, померкнет, растает, исчезнет.

Злюсь, ревную, задыхаюсь. Свернувшись, лежу в кровати, крепко зажмурив глаза.

Я вновь буду учиться искусству выживать. У меня есть музыка, которую мы слушали вместе. И есть водка – правда, она никогда ее не любила. И есть крепкий Эл-Грей с бергамотом. И поэтому я смогу выжить, зашторившись от мира, здесь, на даче. Наблюдая, как скачет белка по старым яблоням, а по небу несутся рваные осенние облака, и увядают цветы на участке – молча, медленно, без упреков и стонов.

Интересно наблюдать, как уходит чувство, не правда ли? С профессиональным любопытством ученого, глядящего в микроскоп, фиксировать, как по капле каждый день утекает нечто, казавшееся раньше важным.

Эмоции тускнеют, подергиваются дымкой воспоминания, кончики пальцев забывают прикосновения к любимой коже, а в замороженном теле уже не вспыхивает острой пульсацией желание.

Наши фотографии в ноутбуке, письма, скоро станут историей – как засохшие, аккуратно пришпиленные бабочки из школьной коллекции, снабженные пометками, датами. Мертвые бабочки. На крыльях причудливым узором застыла так и не разгаданная тайна, когда-то чарующая, волшебная, притягательная, теперь она стала скучным, не нужным, лишним прахом.

Иногда буду заглядывать в гербарий, осторожно сдувать пыль. Временами грустить. И собирать новые коллекции.

А почему бы снова не влюбиться? И чтобы идти на свидание с бьющимся сердцем, отчаянно чеканя каблуками по асфальту. Вдыхать, улыбаясь, смрад столицы – смог автомобилей, прогорклый дух беляшей-чебуреков, шарахаться от взбесившихся иномарок. И нести в сердце надежду. Что увижу вновь глаза. И в глазах этих узнаю свою родину – пусть не вечную, временную. Свое пристанище – пусть иллюзорное, зыбкое. Свой островок – неважно, что скоро смоет огромной волной. Свое спасение – через время оно обернется истерикой, судорогой, расплатой.

Скоро будет месяц, как родился малыш. Скоро будет месяц, как мы не видимся. Не шлем sms, не пишем письма, не звоним. Замуровались в своих мирах. Ощетинились.

Уже не хочу физической близости с тобой, Надя. Нет. Просто буду ждать, милая. Ждать, когда умрет наша любовь. Стиснув зубы – ждать. Каждый день, выполняя движения – ждать. Встречая звенящее утро, с благодарностью провожая догорающий день. И однажды наступит вечер. Я лягу в шезлонг, запрокину голову, сумерки зальют пространство, померкнут краски. Ветер, нежный, теплый, всё понимающий ветер будет играть над моей головой листьями старого клена. Ласкать обнаженные мои руки. Далеко в небе увижу крошечные робко встающие звезды. Наступит ночь. Заснут птицы, звуки, мысли. Что-то изменится в мире – неуловимо, необратимо. Будто тихо прикрыли дверь, заперли навсегда, унесли ключ в далекую страну. Проглочу комок грусти. В этот миг умрет наша любовь.

И я почувствую в сердце пустоту – желанную, освобождающую. И судорога, так долго и жестко выкручивающая тело, мозг, наконец, отпустит. Отпустит…