Алексей Скульский - Интеллигентные люди. Сборник рассказов

А потом она стала болеть. И не то, чтобы что-нибудь конкретно болело, а как-то все сразу разладилось, не стало сил. Дважды по две недели была на больничном. Потом отпуск, который она провела, не выходя из дома. За два месяца она похудела, осунулась и превратилась из энергичной, полной сил женщины в слабенькую, неразговорчивую старушку.

На работе предложили перейти в отдел продаж. Там тихо и спокойно. Отсидел свои часы и ушел. Она согласилась: сил сопротивляться обстоятельствам не было. Работать не хотелось. Зачем?

Дочь пыталась лечить ее от всего сразу. Показывала разным врачам. Но состояние то оставалось прежним, то вновь ухудшалось. В ноябре появились явные признаки депрессии. Положили в больницу, просто пожалев измучившуюся дочь. Там через неделю Галина Александровна умерла. Ничего такого, что бы убедительно объясняло ее смерть, на вскрытии найдено не было.

Мне с детства нравилось многоголосное пение. Еще когда впервые, учась в музыкальной школе, я в составе небольшого хора услышал выводимые голосами терции и сексты, возникло удивительное, идущее откуда-то изнутри, почти физическое удовольствие. С тех пор всегда, когда я слушал пение на два, три голоса, я испытывал такое же чувство. Еще большим бывало оно, когда я сам пел в составе хора или ансамбля. Качество исполняемой музыки при этом большого значения не имело.

Есть целые народы, в культурной традиции которых многоголосье – обязательный и хорошо развитый элемент. Например, баски в Испании, или грузины. Мне довелось многократно бывать в Грузии. Я видел и слышал, как поют во время застолья в отдаленной, богом забытой горной деревеньке. Полное, красивое, чистое четырехголосное пение народных песен. Да еще на фоне гор со снежными вершинами. Да еще выпив кахетинского вина из глиняного кувшина. Это настоящее чудо!

Существует такая теория, согласно которой музыка, и, в частности, голос поющего, оказывают простое физическое воздействие на слуховой аппарат, а в ответ на определенные частоты и длины волн организм выделяет те или иные биологически активные вещества, в том числе эндорфины. Эти эндорфины отвечают за ощущение нами удовольстия. Они же выделяются, когда приходит время любить. В общем, как сказал Пушкин, «из наслаждений жизни лишь любви музыка уступает, но и любовь – мелодия». А он знал толк в наслаждениях. Так вот, пение на голоса, по-видимому, обеспечивает максимальный выброс эндорфинов, по крайней мере, у меня. Подопытная крыса с вживленным ей в мозг электродом, расположенным в центре удовольствия, беспрерывно давит на педаль лапками, замыкая электрическую цепь, пока не упадет от переполняющего ее счастья. Полежит немного, а потом опять начинает все с начала. А люди?

В 1978 году я впервые оказался в Грузии. Я имею в виду настоящую Грузию. До этого я бывал в Абхазии, у моря. Но это совсем не то. Настоящая Грузия – это, прежде всего, Кахетия. Там живут настоящие грузины. Не те, что торгуют на российских базарах, не те, что тусуются без дела в столице, не те, что торгуют неизвестно чем и пристают с сальными шутками к толстым блондинкам, вызывая к себе неприязненное отношение. Там живут простые крестьяне, возделывающие виноградники, как и их отцы, деды и прадеды. Они много работают, пьют много виноградного вина и поют на три или четыре голоса.

Уже первое застолье, в котором мне пришлось принять участие, потрясло меня сильнейшим образом. И количеством выпитого вина, и необыкновенным вкусом национальных блюд, и, особенно, многоголосным пением. Все это обрушилось на меня сразу. Я считал себя подготовленным к новым впечатлениям, потому что прочитал полтора десятка книг грузинских писателей и поэтов, выучил несколько слов и предложений по-грузински и даже знал несколько грузинских песен из репертуара ансамблей «Орэра» и «Иверия». Такой подготовки оказалось совершенно недостаточно.

Из уважения к гостю, то есть ко мне, разговор за столом велся на русском языке. Но по-русски участники застолья говорили очень плохо, а некоторые совсем не говорили. Поэтому разговор все время перескакивал на грузинский, а хозяин, он же тамада, батоно Бидзина, красивый пожилой седой грузин в чохе и с газырями (специально для меня надетой), выступал в роли переводчика.

Долго говорили в тостах о дружбе наших народов, о благополучии семей, детей, внуков, отдельно пили за женщин, которых, кстати сказать, за столом не было согласно национальной традиции. Потом речь зашла о песнях. Тамада что-то сказал по-грузински, и они запели. Это, как я теперь знаю, была песня «Цин цкаро», что переводится «У колодца». Простая грузинская народная песня. Пели на четыре голоса, очень чисто и красиво. Потом были другие песни, и веселые и грустные. Кто-то постукивал по столу, как по барабану, выделывая сложные ритмические рисунки. Это был настоящий концерт, от которого я получил неописуемое удовольствие.