Алексей Скульский - Интеллигентные люди. Сборник рассказов

Дальше была длинная пауза и хитрый взгляд в мою сторону.

– Так кто же это был? – спросил я.

– Это был Эмиль Гилельс.

Тетя Ида посмотрела на меня в ожидании реакции и, только убедившись, что я все правильно понимаю, добавила:

– Если бы не тот дурак, оториноларинголог Фельдман, который сжег мне голосовые связки, когда лечил ларингит, я могла бы стать не тем, что ты сейчас видишь перед собой.

Так мы болтали о разных людях, временах, книгах. О скрипаче Бусе Гольдштейне, о войне, о Сталине, о ее муже. Когда уже устраивались спать, тетка сама начала тему завещания.

– Ленечка! Я скоро умру, – сказала она без всякой грусти. – Так я хотела бы, чтобы вы, братья, знали: я завещала вам квартиру, всем поровну. Чтобы вы, как интеллигентные люди, не передрались. Я покажу тебе завещание, что бы ты знал, где оно и что в нем написано. Она, как фокусник, достала папку неизвестно откуда, показала мне завещание, настояла на том, чтобы я прочел и записал себе номер документа и фамилию нотариуса. Когда мы уже погасили свет в комнате и промолчали минут десять, пытаясь заснуть, она сказала:

– Леня! Когда ты приедешь назад в Нижний, ты будешь давать пресс-конференцию для своих братьев. Скажи им по моему поручению, что вашу бабушку, мою маму, убил Гитлер. Но ваша прабабушка, моя бабушка, прожила сто два года. Это так, на всякий случай. Она хихикнула. Потом было тихо. Я успокоился после сумасшедшего дня и заснул.

Еще через день я уезжал из Ленинграда, оставляя тетю Иду во вполне приличном состоянии под опекой соседки. Вернувшись в родной город, я рассказал обо всем, что было, своим братьям. На прямой вопрос, сколько, по-моему, она проживет, я ответил также прямо – два-три месяца. Она прожила еще семь долгих лет. Братья посмеивались надо мной по этому поводу. За годы работы это была, конечно, не единственная, но самая удивительная моя врачебная ошибка.

Это была одна из рабочих суббот весны 1987 года. Кто помнит, подтвердят, что купить водку или вино тогда было можно только по талонам. И еду тоже. А жизнь-то продолжалась: люди женились и разводились, рождались и умирали, просто ходили друг к другу в гости. Конечно, без спиртного жить было невозможно. И не жили без спиртного. Просто, приходилось искать выход из созданной заботливым государством ситуации. Искали и находили.

Фельдшер морга Семеныч и я дежурили по патологоанатомическому отделению, но умерших в тот день, слава богу, не было, вскрытия не проводились, и мы просто отсиживали рабочее время. Позвонил мой старый друг, с которым я очень давно не виделся, сказал, что к вечеру зайдет ко мне домой в гости. Я позвонил жене, предупредил, чтобы приготовила что-нибудь. Дальше стал думать, где добыть спиртного. Поделился своей проблемой с Семенычем. Он сразу же меня успокоил, спросив, сколько мне нужно водки. Я ответил – бутылку, а лучше – две.

– Так не могу. Могу только ящик. Скажи, сколько возьмешь из ящика?

Я пересчитал наличность.

– Восемь, это по максимуму.

– И я пяток, – сказал Семеныч. – Пока я буду все оформлять, позвони хирургам и попробуй пристроить остальные семь бутылок. Это не трудно. Сейчас всем надо.

Я позвонил в стационар, предложил хирургам водку, они тут же согласились ее купить и прислали санитарку с деньгами. Минут через десять Семеныч подошел ко мне и протянул привычным жестом свидетельство о смерти.

– Подпиши, Михалыч!

Я взял у него из рук врачебное свидетельство о смерти и прочитал, прежде чем подписать. Фамилия, имя и отчество умершего были моими. В графе непосредственная причина смерти корявым Семенычевым почерком было нацарапано «Острая алкогольная интоксикация». В графе «Кем выдана справка» было подчеркнуто «врачом, проводившим вскрытие», а фамилия врача, выдавшего свидетельство о смерти, тоже была моей. Большая больничная печать удостоверяла справедливость всего выше написанного.

– Ты что, Семеныч, решил вычеркнуть меня из жизни? Я возражаю. Я молод. Красив. Умен. У меня дочь маленькая. И потом, почему я умер от водки, когда у меня ее вовсе нет?

– Ладно, не переживай сильно. Побудешь мертвым недолго. Ничего с тобой не сделается. Я пошел. И он ушел в магазин, что располагался недалеко от нашей больницы.

Винный отдел имел свой вход с улицы и работал в своем режиме. Перед входом была огромная толпа. Все за водкой, естественно. Были даже какие-то добровольцы, контролировавшие соблюдение очереди. Семеныч легко преодолел первый кордон, предъявив свидетельство о моей смерти.