Вероника Жданова - Время прощает нам всё…

ВЫБОР

За обеденным столом мы со смешанным чувством отвращения и восхищения ждали одного только момента. Когда тарелки для первого пустели, Баба ставила перед Дедом блюдечко с огромной вареной луковицей. Нас передергивало от невозможности действа, но мы, не отводя глаз, следили за ходом « смертельного номера». Никто из нас, внуков, не смог бы съесть даже самого маленького кусочка вареного лука в супе. Дед хитро подмигивал нам и с аппетитом съедал отвратительно склизкую луковицу. В общем стойкая и непримиримая позиция по отношению к вареному луку была сформирована по всем правилам.

Со временем, конечно, острые грани непримиримости поистерлись. Без спазмов в горле проглатывался лук в столовских обедах, студенческих жарёвках, не всегда получалось складывать горкой выбранный лук на краешек ресторанной тарелки. Но выбор, есть или не есть, всегда оставался.

«Главное, что всегда есть выбор …должен быть выбор….в профессии, в личной жизни, в разных ситуациях…» – вещала нам заведующая кафедрой, усевшись на краешек стола, проявляя тем самым высший уровень демократичности по отношению к нам. Мы таращились на нее, поражаясь тому, какой может быть у нее выбор в ее преклонных годах. Ей было аж 37, но недостатка в кавалерах она не испытывала.

В общем, выбор в жизни у меня определенно был, хотя бы относительно вареного лука.

У друзей в Манчестере мне гостилось хорошо. Но на третий день пребывания моя «супная» душа впала в уныние. Мне дико хотелось супа.

«Ты ничего не ешь!» – сказала Дженнифер.

«Ты плохо себя чувствуешь?» – осведомился Фрэнк.

«Вам хочется чего-то особенного?» – спросил Филипп.

«Она на диете!» – подвел итог Джек.

Все посмотрели на меня. « Я просто хочу супа!» – ответила я. Беспокойство на лицах сменилось изумлением.

«Да….но я могу готовить только один суп», – неуверенно проговорила Дженнифер.

«Не беспокойся, я могу приготовить сама!» -поторопилась сгладить неловкость я.

«Но ты же наша гостья! Вечером будет суп!» – заверил всех Фрэнк.

«Мы попробуем к вам присоединиться!» – ухмыльнулись парни и исчезли на весь день.

Вечером Дженнифер внесла в столовую фарфоровую супницу в незабудках. Дотошный Фрэнк рассказал в деталях и лицах, как и от кого, этот сервиз достался им в качестве свадебного подарка. А так же, упомянул все случаи, когда вообще пользовались этой супницей. Случаев было два. Один раз из нее разливали крюшон на майской вечеринке, второй раз будут разливать из нее суп в мою честь. А запах от супа шел превосходный. Мой желудок, напичканный стейками, отбивными и картофельным салатом за три дня под завязку, сжался в восторженном спазме.

Первую порцию подали мне. Окруженный каймой из незабудок по краям тарелки, передо мной парил и золотился ….луковый суп. Я окаменела. Все взгляды устремились на меня. ВЫБОРА не было. « Возможно, это не так вкусно, как выглядит», – смущенно сказала Дженнифер. А Фрэнк тут же рассказал обо всех случаях, когда готовился этот суп. Три раза – болезнь соседки, визит священника и моя прихоть. Держа фонетический оскал (да здравствуют, заведующая кафедрой и наработанный годами профессионализм) я быстро проглотила несколько ложек, стараясь не касаться языком содержимого. «Как же ты проголодалась!» – сочувственно сказала подруга. « Давай, мам, добавь-ка ей еще немного!» -сказал Джек. « Все нормально, мы перекусили по дороге домой!» Моя тарелка наполнилась до краев. Делать нечего – пришлось есть. И чудо – отвратительный на вид лук оказался довольно вкусным, сыр придавал супу пикантность, а зелень уверенность мне. Желудок благодарно заурчал, и беседа за столом перешла в другое русло.

Помогая убирать со стола, я обнаружила кучки лука у тарелок ребят. « Ненавижу лук!» -понизив голос сказал Фрэнк, – « но Джен так старалась! Это ее единственный суп».

«Ну, парни,» – сказала я своим сыновьям, разливая суп по тарелкам, -« Это новый суп, пробуйте!» И только после того, как съели несколько ложек, добавила: « Французский, луковый…»

Дед в саду и огороде «ни черта» не делал, только « посвистывал». Возвратившись вечером после двух-трех операций или приема больных « с мелкой придурью», это тех, кто «по глупости» ломал руку-ногу-шею, Дед выходил в затихший сад. « Переоденься!» – неслось вслед. « Измажешься! Осточертело мне эти рубашки настирывать!» Дед машинально подтягивал резинками белоснежные рукава и, насвистывая, брался за шланг. К шлангу была примотана старая сетка от душа и теплая вода, казалось, ласкала уставшие, поникшие от зноя растения. « Тоже мне, пан выискался!» – пофыркивала на кухне Баба, подавая в раздаточное окошко столовой запотевший графин водки, маринованные грибки, разваристую картошку. Ужинали всегда своим кругом, по-простому, отсылая работницу домой. К обычному ужину не переодевались, и от этого было необычайно уютно и покойно. « Нет. ну где он ходит! Все стынет!» – шкворчала Баба, забирая с веранды миску моченых яблок, последних в этом году. А Дед стоял в облаке водяной пыли, отливающей вишневым сиропом в лучах закатного солнца, и тихонько посвистывал. Вечерний «душ» творил чудеса. Цветы начинали прихорашиваться, а травы и овощи одуряюще пахнуть, лицо Деда постепенно смягчалось. И только одна груша грустила посреди сада. Уж как бы не расцветала она по весне, удивляя всех крупным душистым цветом, плоды у нее все выходили хиленькие, кислые и недолговечные. Каждую осень, устав выгребать «зряшную падалку», Баба требовала от Деда избавить ее сад от никудышней постоялицы. Деду все было некогда. Тем временем сад укутывался снегом и засыпал, а по весне груша так завораживала всех своим долгим чарующим цветением, что о намерении избавиться от нее и вовсе забывалось. Однажды Дед сделал надрез на смуглой ветке и привил груше серый сучок. Замотал все серой тряпочкой и обмазал варом. « Выведу новый сорт!» – мечтательно сказал он, -«И назову его «Вера». « Ух ты! Груша Вера!» – сказал Сережка. « Только это секрет! Смотри не скажи Бабе!» – попросил Дед. Весной на ветке как всегда было много цветов и россыпь мелких завязей. Но к середине лета мы увидели, что один плод просто гигант по сравнению с другими. Теперь поливку сада Дед начинал с грушевого дерева. Уже и Баба нет-нет да обмолвится в разговоре со знакомыми о чудо прививке и гигантском плоде. К августу городок гудел, надо же, честь жены пан доктор новый сорт вывел. По соседству с огромной красавицей обобрали лишние листики и сорвали мелкие плоды, чтобы лучше грелась на солнышке и наливалась. В отпуск приехали наши родители, потом потянулась череда летних гостей. И по какому-бы поводу не собирались гости – разговор сводился к «груше Вере». Баба в то лето и сама расцвела как груша, наряжалась в легкие крепдешиновые платья и красила губы сердечком. Ей было почти пятьдесят и Дед подарил ей очки в золотой оправе. Папа делал снимки всех желающих на фоне грушевого дерева. Дядя Вася, Сережкин отец, высчитывал время созревания плода, потому что надвигалась у него очередная командировка. Одним словом кусочек груши хотел отведать каждый. И этот день настал. В самом начале сентября, перед тем как разъехаться в разные стороны и страны вся семья собралась вместе. Стол накрыли в саду, под грушей, чтобы было как можно символичней. Кроме близких за столом оказалось еще человек шесть нечаянно зашедших «на огонек». Грушу приготовились запивать крюшоном. Мама вынесла фруктовый торт, желе и маленькие серебряные вилочки для фруктов. Дед сказал тост и чмокнул Бабу в щеку. Баба взмахнула широкими рукавами и сняла грушу с ветки. « Она ее даже не помыла!» – потрясенно прошептал Сережка, которого просто «убивали» за немытые яблоки. Золотисто-зеленую красавицу поставили «на попа» и отрезали тонкий ломтик. Необычайно терпкий запах поплыл над столом. « Ах, прямо конфета-дюшес!» – сказала младшая тетка. Баба торжественно положила кусочек в рот, почмокала губами и сказала: « Просто наслаждение! Но вымыть-то мы забыли!» и унесла грушу в дом. « Минууточкууу!» -донеслось уже из открытой двери. Гости разлили крюшон по бокалам и стали ждать. Дед, тем временем, гордый и счастливый, предлагал всем отведать торт и желе. «Не скромничайте, дорогой! Сначала отведаем Вашу грушу, а потом уж и все остальное!» – сказал мой крестный. Конечно, подать грушу баба просто так не могла. Она принесла ее на тонком блюде, нарезанную тонкими пластинками, без кожицы, слегка припорошенную корицей и украшенную взбитыми сливками, оставшимися от торта. Стоит ли говорить, что доставшийся мне кусочек просто растаял во рту. Темнело. На деревьях зажгли фонарики. Взрослые завели разговоры о чудесах природы. Дети доедали торт и смотрели фильмоскоп на белой стене дома. Все разошлись по комнатам за полночь, отказавшись от вечернего кефира. Гостей, по традиции, оставили ночевать. Долго еще слышались разговоры из открытых дверей комнат. Никому не спалось.