Вероника Жданова - Дорогу осилит идущий…

© Вероника Жданова, 2019

ISBN 978-5-4496-9991-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Полковнику никто не пишет…

Ощущение нищеты и безысходности врезалось мне в память. Почему-то всегда жаль детей и стариков. Особенно если не можешь ничего дать им взамен на их преданность и надежду. Читая строки знакомого произведения, я кажется, наяву вижу худую смуглую шею в желтоватом тесном воротничке и узловатые высохшие руки в стареньких потертых манжетах. Ком в горле. Отчаяние и безысходность и между ними тонкий, как серп луны, как ребро монеты, как влажный след от чашки на столе, призрачный ореол надежды…

И он, этот призрачный ореол, ведет нас за собой, пока мы мечтаем- мы проживаем свои лучшие моменты, странствуем во времени, растрачивая каждый по своему свои « сто лет одиночества».

Полковнику никто не пишет… А я жду строчек, писем, телеграмм, перемен, новостей, новых надежд и старых любимых лиц. И вместо этого все чаще приходит осознание того, что жизнь проходит слишком быстро… что многое прожито не так и пережито зря. И я живу одним днем, поставив все, что имею на единственную свою возможность и надежду, заложив все, что есть в душе и за душой.

Мне подарили старую картину. « Сейчас мы ее подновим, почистим, слишком уж грязная!» сказал Дед и в своем суетливом желании помочь мне, перепутал бутыльки. «Аппппл!» – потянулась и смазалась краска на краешке холста. Я гневно вскрикнула и тут же увидела худые лопатки согнутой над картиной спины. Лопатки обтянутые старенькой пижамой. Потом – испуганные близорукие глаза и суетливую дрожь рук. « Я сейчас все исправлю! Сейчас!» Жгучий стыд заливает мне лицо, я не могу смотреть ему в лицо. « Дед, все нормально! Все хорошо!» – обнимаю я его, сдерживая слезы.

А сейчас, глядя на этот смазанный край картины, я не сдерживаюсь и плачу. Прости меня, Дед! Полковнику никто не пишет…

Мне повезло в жизни – у меня всегда была своя комната. Несмотря на многочисленные переезды и наличие младшей сестры, а потом и брата. Иногда это был просто уголок в прихожей или спальне, иногда целая комната. Но каждое «свое» место я почему-то считала комнатой. А началось все с венского стула. При очередном переезде я заполучила в придачу к шаткому столику и солдатской кровати что-то абсолютно непривычное – стул. Никогда раньше не придавалось особого значения- на чем сидеть. Мебель была вся казенная, армейская, с номерами на ножках. На кухне стояли серые тяжелые табуреты, в комнатах скрипучие «дермантиновые» стулья. А это был стул какой-то настоящий, с изящными гнутыми ножками и лакированной овальной спинкой, с мягким полосатым сиденьем, воздушно-застенчивый. Стоит ли говорить, что я влюбилась в эту вещь сразу и навсегда. С самого первого мгновения стул стал моим прибежищем, именно на нем так сладко мечталось в темной комнате у распахнутого окна. Раздраженные моим вечным пренебрежением к домашним обязанностям и полным отсутствием интереса к куклам и вышивкам, родители были поражены тем, как я любила этот стул. Мама, пытавшаяся вырастить во мне «хорошую девочку» и покупавшая бесконечные наборы для рукоделия не могла понять моего трепетного отношения к трофейной деревяшке. У стула были свои секреты. На обратной стороне сиденья, ближе к задней ножке виднелись остатки какой-то лиловой печати, и имелось выжженное клеймо с замысловатым завитком. А самое главное – на нем не было инвентарного номера. В голове у меня просто роились таинственные истории про бывших хозяев стула. В основном это были короли и феи. Наша соседка однажды сказала мне, что в жизни каждого человека есть своя звезда, которая дается при рождении и раз в девять лет ее свет доходит до ее владельца. Очень важно в этот день не проспать и встретить это далекое послание, чтобы знать, как прожить следующие девять лет. В свой день рождения я полночи просидела на стуле у темного окна, выглядывая свою звезду, и мне казалось, что ее свет гладил меня теплым лучом по щеке и следующие девять лет жизни казались совершенно безоблачными. На этом стуле лучше всего делались уроки и читались книги, рисовалось и лепилось, думалось и игралось, на нем я провела первую в жизни одинокую рождественскую ночь. Специальной тряпочкой я полировала его изгибы и смахивала несуществующую пыль. Никому не разрешалось сидеть на нем. Но грянул переезд, и стул был оставлен, как прежде мое любимое пианино и круглый аквариум для рыбок.