Вероника Жданова - Дорогу осилит идущий…

НЮРА…

В контору приняли на работу еще одну женщину. Уборщицей. Нюра ее сторонилась. И всегда старалась выйти из кабинета, когда она мыла пол. Женщина была «оттуда», и хотя она ни одним взглядом или словом не давала знать об этом, что-то этакое было в ее глазах, от чего даже строгий начальник-горбун ёжился и чувствовал себя неуютно. Маленькая и какая-то вся подобранная, скупая в эмоциях, продуманная до мелочей в движениях, она, казалось жила каким-то своим внутренним миром и, главное, была в полном согласии с ним.. Она была из тех людей, которых никогда и ни при каких обстоятельствах не застанешь врасплох. Однажды, оставшись наедине с засидевшейся за отчетом Нюрой, она даже не взглянула в ее сторону, отмывая затоптанные за день половицы, а та, поджав ноги, чтобы не мешать мытью полов, не могла больше работать, боясь, что та с ней заговорит. А Нюра больше всего на свете боялась, что кто-то вдруг увидит, что и она «оттуда». Поселили уборщицу на той же улице, что и Нюру, и к вечеру уже все знали, что уборщица в конторе- бывший военврач.

* **

А девочка росла, не причиняя Нюре никаких особенных хлопот. Они как бы существовали параллельно, почти не пересекаясь. Возвращаясь поздно вечером, она слышала в темноте легкое дыхание и находила разобранную для себя постель, а утром отмечала и аккуратно сложенную на стуле одежку, и вымытую белую чашку. Однажды на столе Нюра обнаружила школьный аттестат и похвальную грамоту. Первый класс русской школы №1 города Боржоми был закончен на одни пятерки. В школе девочку любили. Да и школа была маленькая и дружная, как одна семья. Один только недостаток был в этой русской школе – по- русски там говорили только учительница и девочка.

Долгие летние дни проходили в играх и забавах. Дети носились по улице, ели там, где накормят, плескались в горной речушке до посинения и к вечеру засыпали мгновенно, переполненные впечатлениями дня. Было голодно, но девочка знала один секрет – если напиться в уличном фонтанчике боржоми, то голод отступал на целых полчаса, а потом же можно прибежать к фонтанчику еще и еще раз.

***

Нюра до дрожи в коленях боялась собак, и они это чувствовали. Хозяйский пес, серо-белый огромный «кавказец», даже не лаял, а просто тихонько рычал, когда она быстрым шагом проходила к крыльцу, и у Нюры заходилось сердце. « Он добрый! Не бойся!» – говорила хозяйка, поглаживая огромную морду. « Добрый-добрый!» – вторила ей девочка, повисая на шее у кудлатой громадины. Иногда ее можно было найти в будке у собаки, где она устраивала «штаб» или на крыше той же будки, где она играла в «самолет». Нюру мурашки пробирали, когда она видела тонкую загорелую ручонку, протягивающую лакомство этому чудовищу. Собака благодарно щурилась, деликатно брала лакомство и отходила в сторону.

***

Горе пришло, как ему и положено – внезапно, не считаясь с ярким летним солнцем и выходным днем. Встряхивая у веревки мокрую простынь, Нюра увидела то, чему боялась поверить и осознать. Ярко красные струйки стекали между пальцев девочки, которая накрепко сжимала свой рот. Такой же красной была морда у пса. Схватив девочку на руки и пнув прочь со своей дороги пса, Нюра кинулась вверх по улице. Она не спрашивала где, люди ахали, расступались и показывали ей путь. Уборщица просто сидела у окна. Она просто сидела! Сидела и всё! Сидела! Нюра сжала ребенка еще сильнее и завопила: « Сидишь! Ты просто сидишь! Сидишь и всё!» Военврач встала и, не обращая внимания на орущую мать, забрала ребенка. Девочка не хотела отнимать рук от рта, на бледном до синевы лбу появилась испарина, ее бил крупный озноб. « Не бойся!» – ласково сказала ей врач и неожиданно влепила вопящей Нюре хлесткую пощечину. В наступившей тишине она дала поручение застывшей в дверях хозяйке, достала чемоданчик с инструментами и принялась за работу.

***

Как и предполагалось, девочка выросла редкой красавицей и лишь в сильные морозы, когда до синевы замерзало лицо, на верхней губе проступал тонюсенький серповидный шрам, там где собака вырвала вместе с губой изо рта карамельку, которой ее дразнила девочка. Военврач до войны была пластическим хирургом.

Есть люди копирки, а есть ксероксы. Копирки относятся к более зрелому поколению, оно и понятно, тогда ксероксов не было. А более молодые – те уж точно ксероксы. И если копирка может проявить свою индивидуальность там, где рука дрогнула и линия пошла немного в сторону, то у ксерокса даже при всем желании – шаг вправо, влево, прыжок на месте – катастрофа!