Марина Клингенберг - Ангелы Зодиака

«В воскресенье мы ходили гулять. На катке было много людей. Мы долго катались. Было немного холодно, но весело. Вечером пошел снег. Мы очень хорошо провели время».

А сочинение Луки – так:

«В воскресенье мы ходили гулять. На катке было полно народу. Я заметил одного мальчика без шапки. А я в шапке. Почему я в шапке, а он нет? Папа сказал, что холодно. Я подумал, что это не ответ. Я думал об этом, пока мы катались».

В сочинении на тему «Как я провел лето» он точно так же углублялся в какую-нибудь мелочь, вроде того, почему мальчишки бегают в одних плавках, а девочкам обязательно надо что-нибудь напяливать сверху. Во время осенних каникул ему не давала покоя книга, которую читала старушка на лавочке.

Но нас всех что-то отличает. Скажем, на следующий год после исчезновения Луки мое сочинение выглядело примерно так:

«В воскресенье мы ходили гулять. На катке было много народа. Пока я катался, то думал, что все могут вдруг провалиться под лед».

Причиной был, конечно, Лука. Ведь он провалился. Во всяком случае, я долго так думал.

Однажды он не пришел в школу. Никто не придал этому никакого значения. Я не помню, что говорили на перекличках – ведь тогда я не знал, чем все обернется. Меня это не волновало, я занимался своими школьными делами. Прошел месяц, другой… Во время одного из уроков я вдруг без особой надобности обернулся, уперся взглядом в пустующую парту и осознал, что Луки нет очень, очень давно.

Я опросил практически весь класс. Но со всеми диалог выходил примерно одинаковым:

– Ты знаешь, где Лука?

– Что?

– Лука. Он сидит за моей партой.

– Не знаю.

Причем последние фразы – «понятия не имею», «не знаю», «не видел» – звучали так, словно ребята так и не поняли, о чем я вообще толкую. Как будто никакого Луки никогда и не было в их классе.

Но ведь он был.

Я спросил у классного руководителя, был ли Лука на самом деле. Он в ответ сказал, чтобы я не маялся дурью и лучше учился. Я послушался его мудрого совета, во всяком случае, первой его части. Ведь мой интерес был вызван пустым любопытством. Я никогда толком не общался с Лукой, мне просто стало интересно, что могло так надолго отвлечь от школы.

Закончился учебный год, но Лука так и не появился. Я вспомнил о нем на какую-то секунду, больше от скуки, когда первого сентября стоял на линейке, и воспринял его отсутствие довольно равнодушно. Подумал, что, наверное, он перевелся в другую школу или даже переехал в другой город. И замечтался, как там, должно быть, хорошо. В детстве почему-то всегда кажется, что другое a priori гораздо лучше того, что ты имеешь. Многие живут с таким убеждением до самой смерти.

Следующие несколько лет я жил, что называется, полной жизнью, не вспоминая о Луке. Как и у него, моя жизнь ничем не отличалась от миллионов других. Я ходил на уроки, пытался учиться, играл с друзьями, бесился, как мог. Дома тоже все было нормально. Мои родители работали врачами, отец – хирургом, мать – в родильном отделении, и на то, чтобы капать мне на мозги, у них не оставалось времени. К тому же в семье произошли значительные перемены: у меня появился младший брат, и к нам переехала моя тетя, чтобы помогать заботиться о нем. У нее все силы уходили на этого ребенка, который был почти на десять лет младше меня и заторможен в развитии. Поэтому я наслаждался детством и относительной свободой.

Все изменилось, когда я начал взрослеть. Начиналось все довольно обыденно – я начал засматриваться на девчонок, видеть непристойные сны и совершать столь же непристойные действия, лишенные очарования тайны, потому что отец заранее меня обо всем просветил, показав на иллюстрациях из медицинских книг, что, как и почему бывает и как с этим мириться или разбираться. Потом одноклассники начали тайком курить и выпивать, и я с удовольствием к ним присоединялся. Обычно мы шли к ряду старых гаражей с насквозь проржавевшими дверьми, устраивались где-нибудь за ними и распивали пиво, дешевое вино или даже водку, непрестанно дымя при этом сигаретами, стащенными у родителей или купленными старшеклассниками за соответствующую мзду.

Но однажды парень из параллели принес самокрутки и, заговорщицки подмигнув нам, напророчил, что теперь мы улетим по-настоящему. Все прекрасно представляли, что может оказаться внутри, но каждый приложился к этим сигаретам.

Я не помню свой переход к невменяемому состоянию, зато в памяти на всю жизнь запечатлелся сам «приход».

Сначала было темно. Я плыл сквозь непроглядный мрак вниз, очень медленно, и на пути мне попадались цветастые формы, которые невозможно описать словами. Некоторые из них были живыми, они шевелились и издавали душераздирающие скрипящие звуки. Я пытался держаться подальше от них, но это было сложно – я мог шевелиться, но не мог контролировать свой полет, как если бы я просто падал с неба на землю. Один раз я провалился сквозь отросток ядовитых цветов, и словно молния прошла через все мое тело, а разум наполнился беспорядочными вспышками отрывистых видений. Лица, улыбающиеся и кричащие, пустынные и плодородные земли, небеса целые и небеса расколотые. Я едва пришел в себя после этого, и с утроенными усилиями продолжал барахтаться, лишь бы не задевать странных клякс. Во время этих трепыханий я за что-то зацепился и даже услышал звук, похожий на треск ткани. Подул ветер, вдруг ворвавшийся в плотную тьму, как если бы одно из невидимых окон вдруг разбилось, и меня всосало в образовавшуюся дыру.