«Нет!» – говорю я, – «Не так! Не так надо! Nichtmitdem… Понимаешь? Nichtmitdem! На первом cлоге ударение, не на втором! Nichtmitdem! Nichtmitdem!» – и я повторяю это слово, делая правильное ударение, несколько раз, чтобы лучше запомнилось.
Гитлер завороженно смотрит на меня, машинально кивая головой. На губах его выступает пена.
«Повтори!» – я, наконец, завершаю свою лекцию.
«Und der nichtmitdem und der velkoven zungzviden …", – послушно повторяет Гитлер, делая ударение на первом слоге.
«Да», – говорю я, – «Хорошо! Именно так…»
«Да и у всех вас, господа», – я, барабаня пальцами по столу, обращаюсь к генералам, – «Беда с немецким. Просто беда. Надо что-то делать.»
Левая рука Гитлера начинает конвульсивно подергиваться.
«Мой фюрер», – я щелкаю каблуками и подаю Гитлеру пакет, – «Прошу рассмотреть проект о создании высших курсов по немецкому языку для офицеров вермахта и членов НСДАП»
…За толстой металлической дверью, которую я запер на три оборота, раздается взрыв. Из зала стенографии доносится несмолкаемый треск печатных машинок. А за окном весною дышит зелень…
Как много еще нужно успеть сделать. Как много…
Как я был обвиняемым
или закат наркомафии
Дверь распахнулась неожиданно (никакого стука я не слышал), и в мою комнату бодрым, самоуверенным шагом вошли трое. Первый – одетый в милицейскую форму – сразу встал у двери, второй – одетый по-граждански – занял позицию у окна. Третий остановился напротив меня. Одет он был также в гражданское – строгий деловой серый костюм.
– Исраилов Джебраил Ахмедович? – спрашивает меня третий.
– Где? – я с недоумением осматриваю вошедшую троицу.
– Исраилов Джебраил Ахмедович, – уже утвердительно объявляет третий, – вы…
– Кто? Я? – тут я понимаю, что произошло недоразумение, – Какой же я Исраилов, а тем более Джебраил? Вы на лицо мое посмотрите!
– Перестаньте морочить нам голову своим лицом, господин Исраилов! – устало говорит третий, – Вы арестованы!
– А может, хотя бы документы мои посмотрите? – робко спрашиваю я, – Вы же это любите … «Ваши документы, товарищ…» Или как теперь? Господин?
– Мы это любим? – вопрошает третий у второго, который стоит у окна.
– Любим, – тот согласно кивает головой.
– Показывай, – нехотя соглашается третий.
Я бросаюсь к шкафу, в котором находятся мои документы.
– Ведь какая здесь логика, – вслух рассуждаю я, лихорадочно роясь в куче различных бланков и договоров, – Какая здесь логика… Вы смотрите на мое лицо, потом – на фотографию в документе, а затем – читаете мои фамилию-имя-отчество. А они указаны рядом с фотографией. И там написано – Петренко Иван Михайлович. Это я, понимаете, я! И вовсе никакой я не Исраилов Джебраил Ахмедович! Вот!
Я протягиваю своему обвинителю первый попавшийся документ, облаченный в твердую красную обложку, с важным названием, отчеканенным золотыми буквами: «Удостоверение».
– Так, – произносит обвинитель и начинает читать вслух, – Петренко Иван Михайлович.
– Да, – подтверждаю я, – Это я.
– … с 4-го апреля 2005 года по 4-е октября 2005 года посещал курсы английского языка при лингвистическом центре «Оазис» … И где фотография?
– Нету, – упавшим голосом отвечаю я, – Здесь ее нету. Какая же может быть фотография в таком удостоверении?
– Так какого черта ты его нам суешь? Посолиднее есть что-нибудь?
– Есть, – отвечаю, – Наверное… Вот. Загранпаспорт подойдет?
– Валяй.
Я подаю загранпаспорт.
– Так, – декларирует обвинитель, – Петренко Иван Михайлович.
– Да, – подтверждаю я, – Это я.
– Место рождения: гор. Фрунзе. Заметьте: сравнительно недалеко от Чуйской долины. Так, дальше… Издеваешься, тварь?!!
Паспорт летит мне в лицо. Я успеваю его перехватить Что такое? Ага! Господи, как мне плохо! Фотографии нет! А впрочем…
– Извините, – говорю я, – Этой мой бывший загранпаспорт. Он просрочен. Но зачем они удалили мою фотографию? Я не знаю… Бюрократы, сволочи, чинуши проклятые…
Твердая рука ложится на мое плечо, но я упорно продолжаю рыться в документах и фотографиях. Я выкидываю их на пол пачками.
Вот обычный паспорт. Я краснею, бледнею, я шатаюсь, и меня тошнит. Фотографии нет!
Вот школьная виньетка. С фотографиями, конечно. Учительница первая моя. С фотографией. А вот и моя первая любовь: Катя Матвеева. Красивая девочка. С фотографией. А вот и я… Господи, Боже мой!
Виньетка падает на пол. Меня бьет озноб. Где-то я такое уже видел. Ну конечно, на заброшенных могилах. Имя, фамилия, отчество. А выше – пустота, огороженная овальной, потускневшей рамочкой.
Читать дальше