Олег Скрынник - XXI век. Повести и рассказы

– Нет. Пожалуйста, не надо.

– Муж?

– Нет никакого мужа. Но всё равно не надо.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

Он улетает в понедельник. А до окончания курса лечения целых три дня. И потом ещё контрольный мазок. Неужели никак невозможно ускорить?

– Нет, нет и нет!

Людка тверда как камень. Сроду и не подумаешь, что эта росомаха может быть такой. Прямо фельдфебель в юбке!

– Впрочем…

Я оживляюсь. Но оказывается, что зря.

– Если тебе не нужна стопроцентная гарантия, то можешь прервать лечение хоть сейчас.

Ох, и врезала бы я тебе! «Не нужна»… Нужнее, чем когда бы то ни было.

– Вообще-то, – продолжает она задумчиво, – можно, конечно, воспользоваться презервативом…

– Всё, – я поднимаюсь со стула. – Вопрос исчерпан.

Он демонстрирует мне квартиру, купленную для Светы.

– Ну, как?

– Роскошно, – отвечаю я, заглядывая в постельный ящик. – Гляди-ка, полный комплект.

– Не скрою, была задняя мысль…

Он целует в шею, и у меня перехватывает дыхание.

– Ну-ну, – с трудом произношу я. – Не будем устраивать в квартире ребёнка…

– Не будем, – кротко говорит он и отходит к окну.

– Они будут жить тут с матерью?

– Не знаю, – пожимает он плечами. – Кажется, хотят поменяться с бабушкой. У неё трёхкомнатная.

Хочется спросить, куда же они денут свою, но одёргиваю себя: какое мне дело!

Глажу его плечи и тычу носом между лопаток.

– Завтра самолёт, – говорит он, не поворачивая головы.

– Я знаю. Тебя будут провожать?

– Света хотела.

– Тогда простимся сегодня.

В такси он целомудренно держит меня за руку. В его номере нас ожидает накрытый столик. С удивлением разглядываю рыжую бутылку.

– Коньяк? А где же шампанское?

– Шампанское – напиток радости, – говорит он и кладёт руки мне на плечи.

После третьей он пытается положить меня на лопатки. Сквозь ткань одежды ощущаю его могучую твердь, и две огромные слезы выворачиваются из-под век. Они катятся по щекам вразлёт, каждая по своей.

– Люба, – говорит он, осушая их губами. – Любушка. Ну, мы же…

– Прости, – хнычу ему в ответ. – Сегодня никак. Никак…

Он уже не успевает выпивать их, и подушка становится мокрой.

– Всё у нас ещё будет, – всхлипывая. успокаиваю я то ли его, то ли себя – Встретимся в Москве. Или в Питере. Правда?

Он кивает, и комната освещается его мягкой улыбкой.

Качаюсь в полутёмном автобусе и размышляю о том, как просто бывает иногда встретить свою «половинку». Стоит всего-навсего заразиться гонореей.

– О-о, Люба!

В чёрных глазах Сильвии – неподдельная радость.

– Ну, рассказывай: как там у вас. Как мама, как сынуля?

Она встречает меня как близкую подругу. К чему бы это?

Отдав долг вежливости, пытаюсь войти к шефу.

– Погоди! – шепчет она и оттаскивает меня за руку. – Сядь. Сейчас кофейку попьём, посплетничаем.

– Занят, что ли?

– Занят! – ухмыляется она, разливая свой дёготь по чашкам.

Через несколько минут из кабинета шефа выскакивает тоненькая как зубочистка девчушка с пунцовыми щёчками и, мельком взглянув на нас, исчезает в коридоре. В те доли секунды, что она находится в проёме двери, я успеваю заметить, что её короткую светленькую блузку не худо бы и одёрнуть сзади.

– Сильвия! – слышится через приоткрытую дверь раскатистый голос шефа. – Там кто-нибудь есть? А то через пять минут я у-уезжаю!

Я застаю его за надеванием пиджака.

– Кого я вижу! Люба-аша!

Он раскрывает навстречу мне объятия, но я уклоняюсь, и он не настаивает.

– Смотрел, смотрел твой отчёт. Прекрасно. Даже пре-превосходно! Не каждому мужику в нашем деле удаётся так результативно поработать.

Комплимент довольно оригинальный.

– Теперь дело за малым: поставить и решить задачку.

– Я как раз хотела…

– С этим вопросом тебе помогут в триста четырнадцатой.

Он сунул мне в руки пухлую папку с моим отчётом и легонько подтолкнул к двери.

– В триста четырнадцатой. И – как определитесь с постановкой задачи, так заглядывай. Милости прошу!

Значит, «милости прошу». Ну-ну. Чем бы дитя ни тешилось.

314-я комната, вопреки всякой логике, находится не на 3-м этаже, а на седьмом. На двери, выкрашенной в чёрный цвет, скромно белеет табличка «Винник Розалинда Эйзеровна». И больше ничего – ни должностей, ни званий. Пожав плечами, толкаю эту дверь.

За огромным столом в клубах едкого папиросного дыма собственной персоной восседает Роза. Знакомый лохмотьеобразный костюм частично свисает с неё, частично возлегает на столе, покрывая собой справочники, схемы и выкладки. Едва взглянув на меня, она делает знак приблизиться, берёт мою папку и начинает листать, сминая страницы и с треском разворачивая графики. Через несколько минут этого безобразия кладёт поверх всего чистый лист бумаги и начинает покрывать его закорючками, бубня себе под нос: