«Усни, мой принц, усни. Венеция с тобой.
Начертан долгий путь до Басры и Багдада.
Уложен груз в ларцы с обивкой голубой —
В прохладной глубине заполненного склада.
С тобою добрый меч и честные весы,
Каирский амулет под чистою рубахой.
В гербе фамильном – три косые полосы
И белый мантикор над попранною плахой».
Такое вот романтическое прочтение… Оно тем более пронзительно, поскольку Сергей Анатольевич Курехин – кроме щеголя и шалуна, был к тому же яростным, принципиальным человеком . Борцом за свободу . Одним из немногих, кто знал, что эта самая свобода есть на самом деле . И что она не имеет ничего общего с той бодягой, к которой нас уже двадцать лет пытаются приучить в эфире . Мне кажется, что мы, потеряв этого Принца, постыдно растерялись, разобщились, отдав врагу наши города и стойбища . Что мы упустили момент, не накопив достаточных сил, чтобы воспользоваться новым . Процесс взаимоперетекания существует не только между сном и явью, но и между жизнью и смертью . Никому из нас пока что не пристало праздновать победу, или оплакивать поражение . Человек знания преодолевает разногласие рассудка и тела . Оборотной стороной этого знания является приобретение личной силы и использование сил, скрывающихся за внешней данностью мира (Кастанеда называет эти силы помощниками) . Продвижение по пути знания делает воина магом, умеющим объяснять знание как интеллектуально, так и демонстрируя новое видение мира . Демонстрация – важный момент объяснения магов . Специфика демонстрации, согласно объяснению магов, в том, что внимание ученика выводится за границы мира и он становится наблюдателем того, что с точки зрения обычных представлений о мире невозможно («беседа» с койотом – степным волком как понимание его намерений; мгновенное изменение местоположения; наблюдение сил союзников и т . п . ) . При этом вопрос, было ли наблюдаемое на самом деле, как утверждал дон Хуан, учитель Кастанеды, является бессмысленным , ибо здесь все зависит от позиции наблюдателя .
И только сон на зимнем сеновале
Разносит в брызги правильный гранит,
И милостиво ставит нас в начале,
Под занавесом плачущих навзрыд.
И только сон ведёт по солнцепёку,
Смывая время тёплым молоком,
На палубу к остывшему востоку,
Под паруса с малиновым флажком.
Многие тексты, собранные в этой книге можно отнести к «снам о культуре» . Прекрасно знающий живопись, музыку, драматургию, Застырец, обращает наше внимание на то, что он любит, как бы призывая полюбить вместе с ним . Как ни верти, но современный мир не только арена борьбы добрых духов со злыми, но и – музей (хорошо это, или плохо, но это так) . И Аркадий – благодарный посетитель этого музея, внимательный слушатель .
«Мне кажется, что быть не может, нет
От кисти следа тоньше и точнее.
Здесь тишину взрывает красный цвет
И от восторга руки коченеют».
или
«В жемчужине ожившей нет изьяна!
Досады ради в тяжкую парчу
Ее припрятал гений Тициана
И не дал воли чуткому плечу».
Чудные картинки с выставки в духе романтической поэзии прошлого и позапрошлого веков: такие вещи украшают наш скромный постсоветский быт, а связь с традицией намекает на то, что, может, она и не прерывалась . Коро, Вермеер, Давид, Джорджоне, – автор хорошо погулял по европейским музеям и внес их дыхание в свой мир с «бюстом Наполеона», «яблочным пирогом», «малиновыми шторами» . Аркадий – поэт быта, быта строгого, вещественного, обозначенного функционально, он – поэт со своим рабочим кабинетом, что, на мой взгляд, говорит о многом .
«Помстившаяся новою сноровка
С рождения заложена в ладонь,
И тем нежней ручная полировка,
Чем беспощадней внутренний огонь».
В кабинете иногда перелистываются исторические страницы: «Лезут пластырем в окна латинские глупые буквы, словно бредит Тифлис побиральной цыганской сумой», «Застенчивый корнет поодаль Перемышля читает, став на свет, японские трёхстишья», «Меж залитых тушью созвездий Венера – как спичка в шкафу, И пьянствуют в тёплом подъезде два друга – Ли Бо и Ду Фу»,«И каждую полночь слышна по дороге часами гудящая башня Кремля, и Сталин стоит на высоком пороге, без устали мчаться на север веля», «Как Дед Мороз без бороды, с привычного плаката, тов . Брежнев радостно сулит обильные дары . Нам отпускают шоколад совковою лопатой И грузят в полиэтилен зеркальные шары» . «Голос Америки» слушал, развесив антенну, музыки ради, а всё остальное – в придачу . Пищу ночами искал в холодильнике тёщи – наш-то сперва пустовал, возвышаясь поодаль… . » Со всепобеждающей иронией, без болезненного диссидентства, о наболевшем и родном – Застырец так умеет . В случае необходимости – он профессиональный эстрадный исполнитель . Цитируя сейчас эти четверостишия, поймал себя на мысли, что помню многие из них наизусть . Запоминаемость поэзии Застырца – также отличительная и несомненно положительная черта .
Читать дальше