Фёдор Быханов - Часы из прошлого

Вышли они вдвоем из главного корпуса уже не через парадные двери, где у высокой лестницы под колоннами стоял «Мерседес» иностранки, а противоположным – служебным ходом. К тому же, расположенном на иной стороне здания, откуда вела протоптанная дорожка к хозблоку и котсльной с высокой, рыжей от выгоревшего сурика, железной дымовой трубой.

Баронесса шла по, хрустящей под каблучками сапог мелкой щебенке, а доктор вышагивал рядом по тронутому первой изморозью газону, галантно держа над ней свой раскрытый зонтик.

Увлеченная своими мыслями, женщина будто и не видела, что радушного хозяина, накинувшего поверх белого халата легкий плащ, нещадно секут струи дождя, так и не прекращавшегося с утра ни на минуту. Обойдя стороной очередное строение, смотревшее на мир. как и все прочие, сквозь зарешеченные окна, они увидели наконец перед собой того самого Андрея Андреевича Пущина, занятого сейчас именно тем, чему посвятил последние двадцать лет своей больничной жизни.

Несмотря на промозглую погоду, он так и пышил жаром, хотя был бнажен по пояс, методично выбрасывая из широкой траншеи тяжелый грунт с вкраплениями в песок гальки и кусков шлака. Тем самым аккуратно очищая от естественной «теплоизоляции» бетонные плиты перекрытия теплотрасы. Разгоряченное мускулистое тело словно не чувствовало и всерьез зарядившего мелкого по-осеннему, дождя.

Рядом с раскопом стоял пожилой мужчина-завхоз, облаченный по погоде в грубую брезентовую плащ-палатку, чуть ли не содрагаясь в душе, при виде столь явной демонстрации закаленного организма «психа», он сам при этом безнадежно и безуспешно грелся затяжками, дымящейся в кулаке, папиросы.

Увидя необычную парочку – собственное начальство, семенившее обочь с миловидной дамой, Дьяков серьезно смутился. Бросил окурок в мокрый, выброшенный из траншеи песок, да еще и втоптал его поглубже подошвой ботинка. Двинулся было навстречу начальству, но Грельман остановил его властным движением руки:

– Мы, собственно, пришли взглянуть на Андрея Андреевича Пущина!

И снова имя этого психохроника сослужило худую службу посвященному в его судьбу человеку.

– На кого? – переспросил тот и тут же вспомнил, как зовут постоянного помощника, забираемого по утрам из палаты под роспись в журнале дежурной медсестры. – Это нашего придурка – Экскаватора, что ли?

При этих словах простодушный завхоз не смог сдержать улыбки, что появилась на его плотном, не очень чисто выбритом лице и от столь непонятного внимания к его «кадру». Впрочем, по мнению Дьякова, как было не появиться такой иронии, от странного, впервые услышанного им от самого главного врача, имени и отчестве своего «персонального работяги».

Только широкая улыбка, столь же стремительно погасла, как и появилась. Сказал завхоз, да тут же и поперхнулся. Замолчал и потупился во взоре, растерянно уткнувшись в буравчики злых глаз главврача.

– Андрюша, дорогой! – совсем не обращая внимания на их бессловесную дуэль, баронесса, не испугавшись сырого грунта под ногами, уже присела на корточки над траншеей, в которой все так же безостановочно работал Пущин.

Услышав свое имя, тот на миг отставил в сторону острейшую лопату и глянул вверх с нетерпеливым выражением, отвлеченного от любимой игры, ребенка. Но тут же гримасса недовольства сменилась уже льстивой улыбкой, когда Экскаватор узнал стоящего рядом с завхозом главврача. Все же память на начальство не умерла в нем, как все прочее способности травмированного мозга, закрепилась рефлекторно в потухшем навсегда сознании.

– Молодец, Андрей Андреевич, работай дальше! – неожиданно ласково похвалил его Грельман.

От этих слов улыбка на лице землекопа стала еще шире. И если бы не пустота но взгляде, баронесса узнала бы в нем того, к кому спешила так далеко от столицы. Не обращая больше ни на кого внимания, Экскаватор вновь вернулся к прерванному занятию. Словно играючи, отчего на широкой, накаченной трудом, спине волнами пошли узлы мышц, он выбросил тяжелый ком земли. Затем наклонился за другой такой же порцией, с хрустом вонзив штык лопаты в плотный грунт…

Прижав ко рту стиснутые в кулак пальцы и едва удерживаясь от слез, баронесса, не разбирая дороги, поспешила обратно к главному корпусу больницы. Но наверх в кабинет руководителя учреждения все же подниматься не стала. Подождала Якова Михайловича у своей машины.

Тот постарался, как и прежде не раз случалось при подобных посещениях его пациентов родными, тоже напустить на себя чувство едва ли не мировой скорби. В душе, однако, отметил, что увиденное у траншеи вовсе не было встречей незнакомых друг другу людей. Явно, что какое-то общее прошлое накрепко соединяло этих, по социальному статусу так не похожих друг на друга, людей – убогого инвалида и вполне благополучную деятельницу Международного Красного Креста.