Вячеслав Дегтяренко - Дорога к Чеджу. Хроники путешествия

Мне кажется, что проводница не любит свой труд. Ведь любая работа – это цепь последовательных попеременных действий, где всё, так или иначе, закономерно повторяется. У врача пациенты с одними и теми же диагнозами, историями болезни и рецептами. Но сказать, что это скучно, я не могу. Наверное, у неё всё же синдром профессионального эмоционального выгорания и ей требуется отдых и помощь психолога. Ведь даже я вижу разительные изменения в вагоне. Немцы, англичане, французы, три собаки, два кота, куча младенцев. Всё, как в кино: движется, общается, шумит, пересекается. Интересно, как она отгадывает желания иностранцев? Перед Красноярском она продала или сдала своё служебное двухместное купе семейной паре с ребёнком и собакой и должна быть рада подработке. Хотя всю ночь провела в полудрёме, сидя за столом.

Вот и первая утренняя станция Красноярск с сорокапятиминутной остановкой и сменой локомотива. Мы решили зайти в здание вокзала прогуляться по привокзальной площади в поисках местного пломбира. Это стало уже традицией длительных остановок. И оказались довольны находкой. По ГОСТу, и вкус, как в детстве. Вообще, как мне кажется, путешествие на поезде – это экскурс в детство, только на моём месте теперь мои дети и учишь их жить и довольствоваться малым, ценить время и грамотно его расходовать.

Красноярский край, наверное, самый длинный на нашем пути. Мы дважды встретили здесь рассвет и посмотрели закат. Чем ближе к востоку, тем более живописные виды. Утренние зорьки, будящие ото сна, и вечерние туманы – как будто облака спустились на землю. Если поначалу ехать было в тягость, то теперь находишь философию поездки. Задуматься над собой, сблизиться с детишками, лишёнными телевизора, понаблюдать за природой и окружающей жизнью. Как мне показалось, четверть пассажиров – европейцы, едущие на Байкал, и появляется некое чувство гордости за страну, её размеры, запасы и чистоту девственной природы, сохранённой для потомков.

На станциях по-прежнему борются с частными торгашами, и по перрону важно расхаживает майор и сержант полиции, защищая пассажиров от атак бабулек, которые заняли линию нападения за первым путём и зычно призывают пассажиров к горячей картошке, холодному пиву и соленой рыбке. Станционный общепит не вызывает доверия, как ценами, так и свежестью продуктов. Правда, в отличие от красноярского фирменного поезда, в здешнем регулярно буфетчица в накрахмаленном переднике, толкая перед собой допотопную тележку, обшитую вишнёвым бархатом и надписью «Audi», развозит ресторанные пирожки, сосиски в тесте, овсяную кашу, да иные закуски.

Станция Тайшет или ворота в Иркутскую область. Крупный транспортный узел. Наш поезд стоит здесь пять минут, хотя в былые годы здесь меняли локомотив. Скоро Байкал, сопки, Улан-Удэ и наша вторая длительная остановка. Почему-то я часто мысленно возвращаюсь в этот город. Два года, проведённые здесь, оставили рубец в памяти. В марте 1998 года я написал рапорт, чтобы меня направили по распределению из Санкт-Петербурга на окраину Бурятии в посёлок Кяхта. И поначалу радовала дикая природа с заснеженными сопками, национальный колорит и что воду можно пить из-под крана. Одно дело путешествовать, а другое – жить и работать. Спустя три-четыре месяца мне невыносимо захотелось вырваться из неё – всё равно куда. Но лишь через полтора года я сменил местожительство на Чечню.

На Байкал мы в этот раз не поедем. В 2008-м году отдых на турбазе Байкальского банка нам показался довольно экстремальным занятием. То лодку «украли», то на стойбище браконьеров наткнулись, то ветер палатку сдул. Да и со слов соседа по купе – холодно нынче на Байкале. В планах лишь вылазка в бурятский дацан да пешие прогулки по центру. Было много друзей, но связи утеряны, так как мобильных с интернетом в те времена не существовало.

Нижнеудинск – последняя станция перед сном. По местному времени наступила полночь, разница с Москвой – плюс пять часов. На электронном табло восемнадцать тепла, и в шортах-футболке немного зябко. Подвыпившие иностранные попутчики высыпали на перрон, чтобы сфотографироваться. Наш вагон почти спит. Зато последние два плацкартные все до единого вышли на улицу на коллективный перекур. Солдаты-срочники в новенькой офисной форме, бородатые англичане с гитарами и прочий люд жадно впитывают никотин. Некоторые, конечно, это делают и в пути, прячась в гармошки-переходы между вагонами, но гораздо спокойнее сделать на платформе. Тем более, что начальник поезда – женщина лет пятидесяти пяти – регулярно обходит состав, интересуясь жалобами и предложениями. Днём, заметив, что я её фотографирую, она устроила мне своеобразное собеседование. Кто, откуда, куда, как самочувствие детей. Заверил её, что руководствовался самыми благими намерениями и жалоб никаких не имею. Действительно, в этом поезде мне комфортнее. То ли привык к такой колёсной жизни, то ли в старых вещах есть какая-то аура, как сейчас модно говорить. И опять же, нет назойливого кондиционера. Жарко – открыл в купе форточку, холодно – закрыл. Нет радио, долбящего с утра до вечера отечественные хиты восьмидесятых годов, и можно ехать в тишине «под стук колёс».