Павел Сурков - Происшествия в Токио. Драматургия

Медведев( испуганно ). Товарищ комиссар, это ж я не про сегодня… Это – в отгул, на выходных было, как Бог свят говорю! Ну вот чтоб мне пусто было!

Юровский. Ты мне тут еще сто раз забожись – все ж вижу по морде твоей. Попался – умей признаться.

Медведев. Ага, попался, признаться… Что ж мы, сами не понимаем? Да и не имел я в виду ничего такого…

Юровский. Ты хоть понимаешь, кого стережешь?

Медведев. Вестимо, кого. Царя бывшего с семьей егонной.

Юровский. А ты соображаешь, дубина, насколько это дело серьезное?

Медведев. Нечто не понимаю! Понимаю, конечно. Чай, не простой фармазонщик, а царь, пусть и бывший.

Юровский. Это, Паша, дело уже всячески политическое. У царя – пусть и бывшего – за границей друзья имеются. Революция, она, Паша, не на всей земле победила. Есть еще страны – и много их – где правят такие же цари, как наш, а то и похлеще. И норовят они, Паша, власть рабоче-крестьянскую прекратить. Опять же, колчаковцы шастают на Востоке… Обстановка, Паша, у нас политически сложная. Тут бдительность надо блюсти ни на минуту не ослабевая.

Никулин. Складно вы, Яков Михайлович, говорите, я аж заслушался. Прямо как товарищ Троцкий!

Юровский. А ты слыхивал, что ли, Троцкого-то?

Никулин. Случалось однажды, в Петрограде, проездом. Вот так же говорил, как вы – вроде, все по делу, вроде, все слова понятные, человеческие, а вместе выходит, что как будто профессор какой говорит. Ажно уважаешь сразу. И понятно все, главное: колчаковцы там, победа мировой революции… И сразу, знаете ли, действовать хочется. Вдохновляет, одним словом.

Юровский. И на что же ты вдохновился. Гриша?

Никулин. Да на что тут вдохновиться-то? Долг свой исполнять.

Юровский( тихо, вкрадчиво ) А долг-то твой, Гриша, в чем? А то я что-то подзабыл. Может, напомнишь?

Никулин. Знамо, в чем. Царя стеречь.

Юровский( орет ). Так вот и стереги, мать твою за ногу! И чтобы пьянку не разводили – под трибунал отдам и лично шлепну! И кто сопрет хоть крупинку из царского пайка – шлепну тоже! Ишь, развели тут, воровство на воровстве, все пьяные, главного узника революции чуть не прохлопали! По местам – бегом марш!

( Никулин и Медведев убегают, Юровский одергивает одежду и тоже выходит )

Анастасия. Я же говорю тебе – пистолеты у них настоящие, как у солдат. Но вот только солдаты у пап а всегда были настороже, а эти пьяные все время.

Мария. Если бы солдаты пап а всегда были настороже – ничего бы не было. И мы бы играли с тобой в царском селе, или катались с горок у Китайского павильона…

Анастасия. А все равно, я знаю, солдаты подойдут и нас освободят!

Мария. Откуда ты это знаешь?

Анастасия. А вот не скажу! Знаю, и все тут!

Мария. Ничего-то ты не знаешь! Ты все выдумала!

Анастасия. А вот и не выдумала! А вот и знаю! Про это только три человека знают – пап а , мам а и я, да и то – пап а и мам а не знают, что я знаю, вот!

Мария. Ты что, подслушала что-то?

Анастасия. Почему это сразу – подслушала? Узнала!

Мария. И как же ты узнала, если не подслушала?

Анастасия. А вот так и узнала! Пап а говорил с мам а – а я просто была в соседней комнате.

Мария. Понятно. Подслушала.

Анастасия. Да хоть бы и подслушала! ( обиженно ) Ничего не буду рассказывать.

Мария. Ну вот что ты за человек, в самом деле! (обнимает сестру) Ну, давай, говори!

Анастасия. Пап а получил письмо. И не одно, судя по всему – он так мам а и сказал: «Это снова от того же человека».

Мария. И что за письмо?

Анастасия. Кто-то хочет нас спасти – вернее, хочет спасти пап а , а значит – и всех нас. В этом письме, которое пап а прочел мам а , так и сказано: «Будьте наготове, помощь близка, верные вам люди делают все для вашего спасения».

Мария. А с чего ты взяла, что это – именно солдаты?

Анастасия. А кто же? Мам а даже сказала пап а , что пока идут бои, шансы на спасение остаются – но при этом она еще сказала, что письмо это похоже на провокацию…