Павел Сурков - Происшествия в Токио. Драматургия

Юровский. Но я выполнял приказ…

Гаврила. Ну, так все говорят – что, мол, я не я, лошадь не моя, всего лишь выполнял приказ, это они душегубы, а я ангел без крыльев…

Юровский. Но я казнил государственного преступника….

Гаврила. Престу-у-упника… Преступника он казнил… Ну-ну… А вот потом, может, и тебя кто преступником объявит – так что, тебя тоже казнить?

Юровский. Но меня-то за что?

Гаврила. Ну, так я и сказал тебе! Не знаю за что, но ты, касатик, поверь – завсегда найдется, за что! Такое уж у нас, дорогой ты мой, время.

Юровский. Но…

Гаврила. Ну что ты все «но» да «но»… Что я тебе – лошадь? Ты мне лучше, касатик, душу облегчи. Душу-то облегчить завсегда верней. Убил царя – так не кичись, а расскажи, как дело было. Может, и ты прав, а я не знаю чего, а, может, и еще кто виноватым найдется…

Юровский. Какое сегодня число?

Гаврила. Второе. Второе августа.

Юровский. Тогда тоже было второе, но не августа… Меня назначили возглавить отряд бойцов, которые охраняли царя и его семью в Екатеринбурге… Через два дня я приехал туда, в тот дом… Там было неспокойно – у мальчика, Алексея, наследника, никак не затягивалась рана на ноге, и я сразу предложил наложить гипс….

( Затемнение, играет музыка )

Юровский. Наложите мальчику гипс. Он не будет дергать ногой – это успокоит рану, и уже через пару дней она затянется. Да и бегать вашему сыну с гипсом будет затруднительно, вот вам дополнительная гарантия, что ребенок себя не покалечит даже случайно.

Николай. Удивительно дельный совет. Вы врач?

Юровский. В некотором роде. Приходилось пройти через всякое, бывало – служил и врачом тоже. А сейчас – переведен сюда надзирать за бойцами, осуществляющими вашу охрану, Николай Александрович. ( протягивает Николаю руку ) Меня зовут Яков Михайлович, фамилия моя – Юровский. Надеюсь, мы сможем… договориться.

Николай( пожимает руку в ответ ). Был бы рад этому.

Юровский. Есть ли жалобы на условия содержания?

Николай. В нашем положении жаловаться как-то не пристало… Но есть ощущение, что у нас возникают некоторые перебои с едой… Паек уменьшается неуклонно, и это наводит на разные мысли.

Юровский. Понимаю. Подворовывают – я уже распорядился. В провизии недостатка больше не будет. Что-нибудь еще?

Николай. Пожалуй, что и нет. Благодарю.

Юровский. Не стоит благодарности, Николай Александрович. В этом наш долг, и мы неукоснительно его соблюдаем.

(Николай вежливо кивает и выходит. Слышится шум, входят весело болтающие Никулин и Медведев. Кажется, они немного навеселе – и потому не замечают Юровского)

Медведев. Я тебе говорю – огонь девки. Старшая понадменней, вторая же глазками все зырк да зырк. Младшие-то две так, девчонки совсем, а эти две – ого-го, какие бабоньки…

Никулин. Тебе бы, Пашка, все про баб да про баб… Не наше это дело, они же царевны…

Медведев. Да какие они царевны! Кончились те времена, когда они были царевнами. Таперича они, значит, гражданки нового мира, царей никаких нет, а вся власть принадлежит народу. Сами себе хозяева – что мне, на девок нельзя смотреть, раз я сам себе хозяин?

Никулин. Вот дурной ты человек, Пашка! Ну, сам посуди – об чем ты с ней разговаривать-то будешь?

Медведев. Да об чем с нею, с бабой, разговаривать? Пошто с бабой разговаривать? Что я, не понимаю, что с ней, с бабой, надо делать?

Никулин. Ты ее хоть по имени-то знаешь?

Медведев. Обижаешь! Всех выучил, еще с прежних времен. Старшая, значит, Ольга, а моя, стало быть – Татьяна. Танька то бишь. Танюха!

Никулин. Уже твоя, стало быть?

Медведев. Ну а зачем дело стало? Я парень видный, уже в начальники охраны, сам видишь, выбился, непьющий, опять же…

Никулин. Вижу я, какой ты непьющий. Четверть выкушал – а все непьющий!

Медведев. Так не в одном глазу же!

Никулин. А смердит почище любого кабацкого забулдыги…

Юровский( громко ). Так-так… Значит, четверть?