Домой из «Короны» ее отвез Крабс, барабанщик группы. Классный, надо сказать, барабанщик, прозванный так за манеру сидеть за установкой. Иногда во время работы казалось, что у него не две, а все шесть рук. Можно было, наверное, и Шивой его назвать, но на Шиву он все же не тянул, поэтому – только Крабс.
Про манеру Фила пропадать на целые дни, а то и недели, в группе знали все, поэтому, оценив ситуацию, Крабс попытался было следом за ней проскользнуть в квартиру, а там и в постель ее, но она решительно его отшила. Во-первых, она не из таковских, чтобы с кем попало. Хотя, чем с Крабсом, лучше уж с кем попало. Во-вторых, Фил таких вещей не допускал, и если бы узнал о чем… В общем, это скорей во-первых. А в-третьих, она так устала, что думала лишь об одном: спать.
«Ну и дура, сама знаешь, – сказал ей Крабс. – Он держит тебя на цепи, на которой сам не сидит. И, думаю, таких цепей у него больше одной».
Да все она знала, точней – подозревала. Потому что иначе – куда он пропадает? Ясно, что есть у него другая… Стерва. Но пока такая жизнь ее устраивала, да и бороться с кем-либо за Фила он не была готова. И сил в себе таких не ощущала, да и не знала, было ли ей это надо. Впрочем, она снова перед собой лукавила… такая она, оказывалось, лукавая… девушка. Она, конечно же, готова бороться за Фила с кем угодно, и боролась бы, и будет бороться серьезно-серьезно. Но, с кем? Покажите! Она не видела рядом с Филом ни одной особы, представлявшей их отношениям хоть какую-то реальную опасность. Ни одной. Фил всегда со всеми был спокоен, холоден и рассудителен. Одно время ей показалось, что в их отношения могла – и попыталась было – вклиниться ее сестра Соня, но Соня куда-то пропала полгода назад, и с тех пор к Филу на опасное расстояние не подбирался никто. Она не знала ни одной, так она и следователю сказала. Но, может быть, она все же такая наивная дурочка, и не замечает того, что творится у нее под носом? Или же обуревали Фила совсем другие страсти, о которых она ни сном, ни духом не подозревала?
Словом, прогнала она обиженного Крабса, содрала с себя влажный и липкий от пота кожаный прикид, и завалилась спать. Да, перед сном еще успела прополоскать саднящее от чрезмерного готического ора горло глотком вискаря. Как доктор прописал. И провалилась в темный мир как бы готического же сна.
И все ей то ли снилось, то ли вспоминалось что-то, собственно, и то, и другое, так что она не могла одно от другого отличить. Да и не пыталась, просто расслабилась и отдалась воле Морфея. Старый соблазнитель то обмахивал ее крыльями-примарами, то качал на волне длинной-предлинной, то нашептывал в уши словеса сладкие, незнаемые, творя истинное древнее волшебство, и, в конце концов, овладел покорной девой без остатка.
Ей пригрезились времена прошедшие, далекие, которые, как ей казалось, были надежно похоронены в мусорных баках, тех, что позаброшены и позабыты на задворках памяти. В те далекие дни, полные тупой безнадеги, она шаталась по улицам в поисках случайного заработка, бралась за любую работу, которая выпадала не часто, тем и жила. Однако в какой-то момент стало совсем трудно, просто невыносимо, невозможно, невыживаемо. Она совсем растерялась, не знала, что еще можно сделать. Вдруг ей показалось, что из всех возможных осталась открытой и доступной для нее лишь одна нахоженная другими дорога. Как ей она виделась. Оставалось только заняться обычной женской работой, к которой, к слову, ее давно уже склонял знакомый сутенер Бен. Такая у сутенеров привычка, знакомиться с девушками, входить в их положение, помогать с работой… Но с Беном она была знакома еще по прошлой жизни, в которой остались, сгинув, детство, школа, беззаботность. Она уже шла на встречу с ним, и мир ей казался вырванным и пущенным по ветру черно-белым листом комикса, когда рядом с ней притормозила машина, обычная, но приличная тачка, и высунувшийся из окна бритый налысо тип с седенькими усиками и такой же бородкой о чем-то у нее спросил.
– Что, что!? – не поняла она, пребывая в предчувствии события, которое уже все равно, что состоялось, и после которого призрачная лестница верх-низ придет в движение вниз. На эту лестницу только встань и подумай о своем, и не заметишь, как она доставит тебя в светлые чертоги или в глубокие стеклянные катакомбы – само движение по ней остается вне восприятия. Собственно, жизнь и состоит из перескакивания на несколько ступеней вверх, на несколько ступеней вниз, но иногда удается спрыгнуть сразу в самый низ. Запрыгнуть наверх? Нет, такого она не слыхала.
Читать дальше