Александр Поздеев - Надоеда, или Заповедник абсурда. Фантастический роман. Часть 1

– Зачем же так? – укорил я ее.

– Приезжий, что ли? Али, не знаешь, что порядки у нас в городишке совсем кошмарные стали. А всё через него! – Старушенция погрозила портрету сухоньким кулачком.

Я не стал спорить с упрямой бабусей, пересёк площадь и остановился перед переулком Свободным, потому что меня наповал сразила одна деталь. Хорошо приглядевшись, я увидел, что переулок на самом деле не переулок, а имитирующая его объёмная голограмма. Всё, буквально всё – и дома, крепкие, приземистые, с черепичными крышами, и фонтан, который был виден в дальнем конце переулка, – оказались миражом, обманкой. Я недоумевал: где же искать пресловутый пункт порядка?

– Простите, вы по повестке? К Чистякову? – послышался позади меня женский голос.

Я поспешил обернуться. Миловидная девушка в строгой белой блузке и галстуке внимательно смотрела на меня.

– Да, к Чистякову, – вздохнул я.

– Вам нужно знать, что пункт порядка переехал; прошу следовать за мной. Товарищ Чистяков давно вас ждёт.

Я шёл за быстро идущей девушкой, не сводя глаз с ее стройных ножек. Почувствовав на себе мой взгляд, она обернулась:

– Я замужем, к вашему сведению, – с укоризной сказала она мне. Вскоре мы подошли к нужному дому. Там была вывеска.

Пункт Правопорядка №34.

Каждый, входящий сюда, будь готов.

Спросишь, к чему?

Будь готов выйти обратно на улицу лет через десять.

– Мрачно шутят у вас, – сказал я девушке.

– Вы не поверите, – ответила она шепотом, – но я сама буквально на днях вернулась из заключения. Семь лет, боже, семь лет! И за что? Я завернула бутерброд в газету с портретом вождя.

– Ну и порядочки у вас!

– Порядочки ещё те! Ну ладно, я пошла, разговорилась излишне, а мне совсем не хочется терять свою работу. Меня, ведь, и так взяли на неё с огромным трудом.

Мы разошлись с девушкой на крылечке пункта правопорядка. Поколебавшись, я толкнул дверь и очутился в маленьком тесном прокуренном помещении. Чуть не задохнулся от крепкого сигаретного дыма. Прокашлявшись, спросил милиционера, сидящего за стойкой:

– Как мне найти Чистякова? Или Наумова?..

– Чистякова не надо искать, он приходит сам, – хихикнул дежурный.

Его смех мне понравился.

– Так всё-таки? – настаивал я.

– Комната 206, – буркнул он и уставился в книгу, давая понять, что разговор окончен.

Я двинулся по коридору искать комнату двести шесть. Она оказалась в самом конце возле высаженного в кадке фикуса. Дверь была полураскрыта.

– Входите, товарищ Бартин! – раздался громкий голос.

Я невольно вздрогнул, вспомнились рассказы деда о тридцать седьмом. Вот так же: «зайдите в кабинет», а потом… Но на самом деле – не праздновать же труса!

Комната оказалась довольно просторной и очень светлой. Я сразу обратил внимание на портрет человека с бородкой, висящий над креслом Чистякова. Сам Чистяков, человек, обладавший неприметной внешностью, лысый, маленького роста, рябой, не произвел на меня никакого впечатления. Он проследил за моим взглядом и подсказал, не скрывая иронии:

– А, это? Этот товарищ – основатель всей нашей службы порядка. Человек с пламенным сердцем. Царство ему небесное!

– Как?! Он умер?! – удивился я.

– Вот чудак! Да уж лет двадцать, поди, прошло! Впрочем, перейдём к делу. – Чистяков нажал на кнопку звонка.

Вошел молоденький страж порядка, взял под козырек.

– Ваня, приведи Вельяминова, а тех девчонок, которых мы взяли сегодня из школы, не забудь покормить.

Ваня удалился, некоторое время мы с Чистяковым сидели в полной тишине, не считая того, что страж порядка нервно постукивал пальцами по рукояти своего кресла и при этом не сводил с меня гипнотического взгляда.

– Вы первый человек, который так спокойно ведёт себя в этих стенах, – наконец проговорил он. – Лично у меня к вам претензий нет. Зайдёте в комнату семь насчет паспорта, и можете жить спокойно…

Его речь прервал шум за дверью. Он вскочил.

– Ну, уж я этому нарушителю порядка… – пробурчал он сквозь зубы.

В комнату, как ураган, ворвался интересного вида мужчина, лет тридцати. Серый, давно вышедший из моды плащ его был весь в заплатках, на голове – ковбойская шляпа с широкими полями, под мышкой – толстая, раздутая от бумаг папка. Одно стекло очков разбито.

– Свободу советскому краеведению! – провозгласил незнакомец.

– Вы уж извините, – обратился ко мне Ваня, вбежав в комнату вслед за ним. – Он не в своем уме. Вообразил себя гениальным историком литературы.