Александр Поздеев - Надоеда, или Заповедник абсурда. Фантастический роман. Часть 1

– Об оплате не беспокойтесь, – заверил я её.

– Заработаете – отдадите, – ответила хозяйка. – Располагайтесь, отдыхайте. Оксана, шла бы ты домой – отец, наверное, переживает.

– Тёть…

– Иди, иди. Сергей ещё в школе с тобой повидается. Наверняка будет у тебя классным. Отцу привет!

У двери Оксана обернулась, глаза ее горели огненной лукавинкой, как у лисички, мелькнули стянутые резиночкой хвостики и тут же растворились за порогом.

Ночью я долго не мог уснуть, сидел чуть ли не до утра на окне, выходящем в заросший бурьяном садик. Все здесь казалось чужим, луна, и та какая-то ненастоящая, не похожая на земную. Тревога за судьбу Жени не покидала меня. Взял и бросил девушку на произвол судьбы. Где она, что с ней?

Нет, надо утром идти её искать. К тому же, к старичку со свалки у меня доверия не было. Терзаемый сомнениями, уснул я только под утро.

Будто всё это я уже переживал. Старинные ходики на стене пробили семь. Свалился со шкафа рыжий кот. Впрочем, он падал с этого шкафа каждое утро, и именно ровно в семь. Повернув голову, я увидел трещину на стене, она была точно та-же, что и год назад, – ничего не меняется в мире. Но меняюсь я, и с этим не поспоришь. В этот час мой звездный двойник бродит где-то по неведомым мирам. Я же здесь. А кто я?

Стряхнув остатки сна, остановил взгляд на голубенькой суперобложке книги, лежавшей на столе. «Капля» – гласило название. Потянувшись к книге, проснулся окончательно и все вспомнил. Встал с продавленной кушетки, подошел к узкому шкафчику, стоявшему в углу возле окна.

Шкафчик был полон книг. Я протянул руку и взял одну наугад: «Записки начинающего краеведа», автор – некий Филипп Вельямидов. Раскрыл наугад страницу, прочел:

Кто-то постучал в окно с улицы. Я поспешил захлопнуть книгу и пошел открывать. Это, конечно же, была Оксана. Сунула мне в руки букетик сирени, глазища сияют.

– Что же ты через окно? – улыбнулся я ей.

– Когда придёшь в школу? – спросила она. – Я устала ждать.

– Оформлю документы; денька через два, думаю.

– Ой, как долго! Но ничего, я тебе советую: погуляй по Нереалии, осмотрись, пока свободен. Вернёшься домой – будешь рассказывать, как мы здесь живём. Ну ладно, я в школу побежала, а то первый – физика, а я не совсем подготовилась.

Я бросил взгляд на часы: половина восьмого. Впереди – целый день почти свободный. Надо только зайти в школу на консультацию к директору и поискать Женю. Потом можно будет вдоволь побродить по городу, сравнить приметы нашей жизни с этой полузабытой, советской.

С мыслями этими я оделся и вышел из дома. Тети Валерии уже не было: она и на пенсии работала в какой-то библиотеке. А трёх старушек-соседок, почти выживших из ума, в расчёт можно было не брать. Но относился я к ним с уважением.

Дойдя до перекрестка Никитинской и Бауэра, я вдруг вспомнил о повестке. Она пришла мне буквально через три дня после прибытия в Нереалию, после того как тётя ходила насчет моего устройства и оформления на работу в какую-то важную инстанцию.

Гражданин Бартин С., мы уведомляем вас в том, что вы должны явиться в пункт порядка №34 с целью выяснения вашей лояльности к существующему строю.

Я понятия не имел, где находятся эти самые «пункты порядка», и, признаться, идти в один из таких не было никакого желания, но потом всё-же передумал. Было бы интересно поглядеть, как в Нереалии представляет собой этот аналог нашей родной милиции. Остановил спешащего куда-то парня, спросил:

– А-а-а, – промычал парень и сверкнул глазами. – Вы что, хотите идти в него добровольно? Вы – явный безумец. Впрочем, мне какое дело? Идите по Никитинской до здания администрации – такой большущий белого цвета дом. Слева, по переулку Свободному, и будет нужный вам пункт порядка.

– Спасибо!

Но парень лишь отмахнулся и поспешил ретироваться.

На одной из площадей я задержался. Здесь команда людей с автовышек монтировала на стене девятиэтажного дома портрет (видимо, здешнего правителя). Я уловил момент, когда ему приделывали кустистые брови. Таких портретов в своем детстве я видел немало, но сейчас это задело в сердце какую-то потайную струнку.

– Он, оглоед, языком-то еле ворочает, – проворчала старушка, выгуливавшая песика, – а ему медали все вешают. Ох, я бы его к стенке!