Старички смеялись, обнимались, стреляли беспрерывно шампанским, дождались-таки своего часа, пусть и на старости лет, но дождались. А я вот дождусь ли?
– Товарищ Праксина, – донёсся до меня голос водителя, – попрошу не разводить в моем вагоне пессимизм, подобный ядовитым поганкам.
– Не больно-то и надо! – крикнула я в ответ. – Обойдусь без вашего дурацкого трамвая! – И вслед за этими словами соскочила с подножки.
Трамвай медленно оторвался от земли и воспарил к облакам. Проводив его взглядом, я направилась по Серёжкиным следам, они были заметны по примятой траве.
«Ты – моя мелодия!» – песня Магомаева не выходила у меня из головы. И я горько сказала сама себе: « Жаль, Серёжка, что ты не стал моей мелодией».
Так я дошла до свалочки в печальных раздумьях. Пока не натолкнулась на деда.
– Едит-кудрит, девка! – всплеснул руками старичок. – Ну, тебе путь прямо по улице Обманной.
Немного подумав, я спросила:
– А мой друг точно туда пошёл?
В это время взгляд мой скользнул по разбитому фанерному щиту. «25 мая 1979 года» , – значилось на нём.
Старичок молча указал мне на переулок, вьющийся среди нагромождений разбитых машин. Он, конечно, был далеко не единственный, но дедушка указал именно на него.
– Но всё-таки помни: улица зовется Обманной, – сказал он мне вслед на прощание.
Сижу я, друзья, на этой свалке, чтобы людей в заблуждение вводить. Да-да. И никакой я не дед вовсе, а самый настоящий Гомункулус, да ещё и оборотень к тому-же. Любой облик принять могу. Городок-то наш, признаюсь, он целиком существует в моём воображении и стоит на двести сороковой параллели моей сто десятой мозговой извилины. Вот такие дела, едрит-кудрит.
Родился я, как помню, под барабанный бой и звуки пионерского горна. И, только лишь увидев меня, врачи в ужасе разбежались. Мать подписала отказную. Так и остался сиротой с самых пелёнок. Но не расстроился – на то я и Гомункулус. Поселился в подвале краснодеревщика Митрича в качестве домового, регулярно получал порции молока и, заменяя кота, ловил мышей. Да, только вот, трагедия произошла: увидел я себя как-то в зеркале и с того момента проклял час своего рождения. А потом медленно, но верно начал приобретать человеческий облик, только на свет белый выходить всё-равно боялся.
И вот, как-то, через окошечко подвала увидел я ту девочку, и сразу захотелось мне до смерти стать юным, молодым, красивым, чтобы быть рядом с этим ангелом. А мой Митрич-то в свободное время алхимией пользовался, чтобы изобрести новый способ самогоноварения. И были у него различные снадобья непонятного предназначения, спрятанные в ящике стола. Я его взломал и аккурат все пузырёчки опустошил – авось, какой и подействует. Вот с этого-то момента вся реальность и переместилась в мой мозг. И началось!
Молодым, конечно, не стал, но нормальный облик человека принял. А жить мне было определено на свалке истории. Здесь я и встретил во второй раз свою девочку, из-за которой лишился покоя.
Я приблизился к траурному кортежу. Хоронили девушку, совсем юную, судя по сопровождавшим гроб школьникам. Полная женщина в чёрном платке плакала особенно сильно. Терзающие слух звуки похоронного марша плыли над улицей, сопровождая ее безутешные рыдания. Я поотстал от процессии и, заприметив чуть отставшую так же, как и я, школьницу, спросил:
– Что с ней случилось?
– Попала под машину, – неохотно отозвалась девочка.
«Значит, умирают здесь, в Нереалии, по-настоящему», – подумал я и тихонько поковылял за удалявшейся процессией.
Девочка обернулась ко мне, в больших голубых глазах её читалось любопытство. Чуть помявшись, он подошла.
– А вы нездешний.
– Точно! Как ты угадала?
– Это несложно. Тот, кто появляется со стороны свалки, однозначно не может быть местным. Со свалки можно только прийти…
– Поясни.
– Что пояснять? Обратно из нашего городка не уходит никто, это – закон, город Ноль держит свои жертвы, как паук.
– Если захочу уйти, никто меня не остановит.
Девочка улыбнулась. Я видел, что ей не нравится моя бравада – что тут поделаешь? Характер в угоду, какой-то девчонке менять не собираюсь. Но ей явно хотелось со мной общаться.
– Тут недалеко кафе, – сказала она, – я страшно голодна.
Пожав плечами, я последовал за ней. Но у входа вспомнил, что не взял с собой деньги. Впрочем, что я говорю? Деньги здесь совсем иные.
– Ничего, – успокоила меня школьница, – я заплачу.
Читать дальше