Евгений Кубасов - Беззаботные люди. Нескучные истории

– Постой! – остановила Евдокию Надежда. – А зовут-то его как?

– Кого председателя? Ты же знаешь. Юрий…

– Да нет. Того, что под Любиными дверьми…

– Под окнами, – уточнила Евдокия. – Так, Лешкой – Алексеем…

– Значит, принялся у телеграфистки, а сам к Любе шастает? мрачно

спросила Надежда.

– Ну да. С челеграфа… Я же и говорю – непутевый,.. – отвечала Евдокия. – Видать такую же себе нашел. Разве хорошая за него пойдет. Тож, видать, прости Господи…

– Так-к! – проговорила с сердцем почтальонка, поднимаясь со своего места. Стянув с себя шаль, прошла к печке. – Вот же гад ползучий!.. Ну, подлец!.. – вернулась она к столу и вылила остатки водки в рюмку – выпила не закусив, и заплакала.

– Господи! Надюшк!.. – поняв, что сказала не то, запричитала Евдокия. – Я-то дура старая, сплетни собираю,… Может это не он… Болтают люди худое…

– Он!.. – твердо сказала Надежда, утирая мокрые щеки рукавом кофты. – Он! То-то я смотрю – все мужики в гараже, а он чуть что – на третьем отделении – у вас!.. Ну ладно, гад!

– Да, это… Того… Если ты чего подумала, то не думай – Люба его к себе не допускала и не допустит. Не такая она,.. – лепетала старуха.

– Черт с ним! – успокоилась почтальонка. – Ты себя, теть Дунь, не виновать. Все равно бы узнала, не от тебя так от других… Просто обидно! Ведь говорил, что по-хорошему все хочет… А я уши развесила. Дура! Думала, Вовке моему отцом будет, а то растет как сорная трава. Я этого подлеца одела, обула, а он… Да что там говорить – горбатого могила исправит. Не переживай, теть Дунь, я уже все…

Евдокия по немому зашамкала ртом.

Взглянув на ходики, Надежда взяла ручку:

– Что там дальше писать?..

За окном опять завьюжило.

Светло и неуютно вьюжным февральским днем в деревенском доме. Гулко рубят на равные дольки тишину и время ходики на стене, беснуется за окнами метель, завывая волком в печной трубе, шелестит снежной крупой по стеклам. Движение воздуха чувствуется и внутри дома, холодное дыхание разгулявшегося ненастья проникает через двойные рамы и не оставляет в покое линялые ситцевые занавески. Тоскливо на душе и холодно телу. Кутаюсь в старый, оставшийся еще от деда, лохматый овчинный тулуп и чтобы хоть как-то развлечь себя, пытаюсь читать прихваченный из дома остросюжетный детектив. Вернее, больше делаю вид увлеченного чтением человека – это для бабушки, чтобы вдруг не решили, что мой визит к ней всего лишь печальная необходимость. Понимаю, грех сетовать на судьбу, наградившую близкими родственниками в далекой, забытой Богом и людьми глубинке, святой долг навещать которых, под час, становится тяжким бременем: два часа в простылой электричке, еще полтора в битком набитом автобусе, и, наконец, пешком, без малого пять километров, чистым полем с полными сумками наперевес со всевозможной снедью для бабушки. Ей немало лет и большое хозяйство держать не под силу, десяток кур, утки на лето, огород – как может, справляется. На деревенский магазин и вовсе надежды мало, работает он два раза в неделю, по мере того, как туда завозят хлеб, кроме которого, в числе немногих никчемных вещей, широко представлены электросушилки для обуви под названием «сапожок» и клееные калоши огромного размера. Первые не имеют спроса ввиду абсолютной ненужности в деревенском быту, вторые не пользуются популярностью по непрактичности в эксплуатации на местном ландшафте.

Глаза машинально бегают по строчкам насыщенного движением, погонями, стрельбой детектива, но смысл прочитанного не доходит до сознания, видно застывает где-то в пути. Прихожу к однозначному выводу: в деревне можно и нужно жить летом – свежий воздух, парное молоко, зелень, теплынь…

Бабушка, хлопотавшая у пасти русской печи, занимающей добрую треть полезной площади дома, закончив свои дела, присаживается на стул у окна.

– Ишь, как заметает… – говорит она с вздохом, взглянув через стекло на улицу. – Так, ить опять придется к вечере лежанку топить – все тепло выдует…

«К вечере, лежанку топить!» – передразниваю ее про себя. Переехала бы на зиму в город. Все дети, внуки там. И все зовем! Три московские квартиры, выбирай, что душе угодно. Тепло, светло. Не надо печку топить, баллонный газ экономить. Опять же горячая вода. А здесь холодную воду с колодца приходится таскать… Не молодая же! А главное: избавила бы близких от заботы всякий раз приезжать сюда… Правда, года три назад, после болезни уговорили ее-таки пережить не благодатные времена в городе. Согласилась! Из предложенного жилья выбрала сыновью квартиру. Дядька ей комнату отдельную выделил, жену приставил для всяких бабкиных надобностей – сготовить что, постирать… У дочери магнитофон отобрал, чтобы не беспокоил пожилого человека. А бабуля!.. Оправилась немного и через месяц выдала, /привожу дословно/: – «Не, не, миленькие мои, не могу я в ентих ваших квартерах проживать. Тесно! Сижу я здеся, как птичка в клетке. Мы к простору привыкшие, воздуху вольному, а здесь…»