– Прощай, Беня! Прощай, наш первый канадский автомобиль! Память о тебе вечно будет жить в наших благодарных сердцах!
– Чувствуешь? Совсем другое дело! – сказал я жене, перестроившись в левый ряд скоростной магистрали. – Новый Беня – отнюдь не промах.
– А почему, собственно, опять Беня? Давай назовем его как-нибудь иначе. Боря, например…
– Ни за что! Никаких Борей! В Москве он был Беня – ушастый «Запорожец», здесь – сначала Беня «Chevrolet», теперь вот Беня «Pontiac»… Понимаешь, "он как душа, неистребим и вечен", – переврал я пушкинскую строку. – Если мы не хотим иметь на дороге неприятности, то должны искренне уважать его индивидуальность и достоинство. А всякая личность имеет право на человеческое имя!… Давай-ка, Беня, бери правее, нам здесь сворачивать.
– А что это за стук, когда ты тормозишь? – спросила жена.
– Nobody is perfect, – задумчиво ответил я.
1993.
Говорят, что собаки привязываются к хозяевам, а кошки – к дому. Может быть, это и верно, но только отчасти.
У Резниковых в Ташкенте был собственный дом, построенный еще их дедом – Моисеем Соломоновичем, метранпажем Дома печати. После того, как Узбекистан стал независимым государством, над городами и аулами которого все чаще реял зеленых флаг ислама, семья лишилась будущего, и поэтому у Риты и Михаила не было детей. Все свое нерастраченное чадолюбие они обратили на подаренный друзьями пушистый комочек с когтями. Котенка назвали в честь деда Моисеем. Он довольно быстро превратился в крупное и гордое животное, но любим был еще нежнее и крепче. В результате имя кота, напротив, уменьшилось до краткого семейного прозвища Мося.
Вечером того же дня, когда из Канадского посольства пришел пакет с разрешением на постоянное жительство, к Резниковым заглянул участковый Карим и доверительно сообщил, что уезжать нужно как можно скорее, лучше сегодня же ночью, потому что о пакете стало известно кому не надо и завтра может быть уже поздно…
– А как же Мося? – первым делом встревожилась Рита.
Миша дождался, когда Карим выпьет лафетничек домашнего первача, закусит фаршированной рыбкой и уйдет, и только после этого ответил:
– Быстро собирайся, а я отнесу Мосю Нине, она ведь тоже скоро уезжает.
На выразительную морду кота упала тень скорби. Он, конечно, все понял.
Резниковы эвакуировались вовремя. Почтальон сказал Нине:
– Ждешь письмо из посольства Канады? Жди-жди…
Нина догадалась, что ждать нечего и что лучше перебраться к дяде в Москву. Моисей явно был того же мнения. Первое время он ежедневно ходил к родному дому и подолгу задумчиво сидел на крыльце. Он даже пытался отогнать страшным шипением участкового Карима, когда тот пришел опечатывать дверь. Но когда Карим заявился как-то поздним вечером в штатском и с инструментами, Моисей понял, что все кончено и сопротивление бесполезно.
У московского дяди была однокомнатная квартира в Бирюлево и худая, постоянно курившая папиросы жена. Моисей, полуживой от перелета в холодной самодельной клетке среди дурно пахнувших чемоданов, сразу понял, что здесь они не задержатся.
– Про Канаду забудь! – сказал Нине дядя. – Теперь тебе один путь: на историческую родину. Если бы еще подфартило с очередным путчем…
Дядя как в воду смотрел: на третью неделю их жизни между газовой плитой и постоянно ворчащим холодильником Ельцин рассердился и продырявил из настоящих танков красивый фасад Белого дома. В те же минуты счастливая Нина уже мчалась на такси на Большую Ордынку – в Израильское посольство. Многомесячная процедура сжалась до нескольких минут. Так Моисей вновь оказался в ненавистной самодельной клетке с торчащими изнутри гвоздями.
В Израиле Моисею не понравилось. Сидеть сутками в тесном гостиничном номере, пока Нина изучала в ульпане иврит, а потом убиралась в домах богатых сабр, было невыносимо скучно. Когда же Нина сняла на паях с матерью-одиночкой квартирку на первом этаже и Моисею разрешили, наконец, выходить на улицу, лучше не стало. Во-первых, все окружающее пространство было плотно заселено совершенно невоспитанными дикими котами, объединенными к тому же во враждующие между собой банды. Стычки происходили за право кормиться на той или иной помойке. Гордому, независимому Моисею была отвратительна сама мысль о карьере уличного бандита, особенно о ее начальном этапе – роли презираемой всеми шестерки. Лишиться глаза или уха тоже не хотелось. Во-вторых, оставаться в квартире с ползающим всюду глупым чужим ребенком было еще противнее. Моисей предпочел уходить за город на выжженные солнцем холмы и там, прячась в тени оливковых деревьев, охотиться на местных грызунов с хвостами в виде кисточек и похожими на пейсы ушами. Он стал сухим, жилистым и очень сильным.
Читать дальше