Татьяна Бахтигараева - Время есть

И вот, наконец, платье извлечено из плена. Ханна, забыв дышать, надела его и подошла к зеркалу.

– Неужели выросла? – ахнула мама. – Ханна, ну куда же ты растёшь?

Ханна погрустнела и попыталась уменьшиться в размере. Подумаешь, рукава чуть коротки! А юбку и выше колен можно носить, ничего страшного. Главное, что трусы не видно.

– Да, дочка, – задумчиво сказала мама, вертя Ханну. – Ну ладно. Хотя бы разок покрасуешься. Надо было хоть в театр надевать, не держать.

Через полчаса оказалось, что кружевной воротничок натирает шею, но Ханна героически терпела во имя красоты.

Приехали гости. Бабушки и дедушки, бабушкина сестра Зоя, мамин брат дядя Костя и двоюродная сестра Маша с сыном Тёмой. И ещё какие-то люди, которых Ханна плохо знала.

Тётя Маша подарила палеонтологическую энциклопедию, а Тёма не хотел её дарить. Ханне, в общем, было не очень интересно читать про бра-хи-о-под, но раз подарили, значит, нужно радоваться.

Ханна спряталась от Тёмки под швейную машинку. Сидеть там было не очень удобно, потому что снизу была ребристая и неустойчивая качалка для ног, а сверху под наклонным листом оргалита с дыркой пряталась собственно машинка. Ханна, скрючившись, осторожно листала книгу, и именно там и тогда услышала то, что ей слышать не полагалось.

– … Ни на кого не похожа, – припечатывала тётя в бордовой кофте поверх цветастого платья. – Катя, она ещё не спрашивала, на кого похожа?

– Спрашивала.

– И что ты ей сказала?

– Что на прадедушку похожа. Он блондином был.

– Ох, зачем, зачем тебе это надо было? Да ещё страшненькую такую взяла. Ресниц нету, глаза белые, волосы белые, тощая, совсем прозрачная. Хоть бы покрасившее выбрала тогда.

– Ханна красивая, – тихо ответила мама. – Что вы от меня сейчас хотите, тёть Зой?

– Да ничего, ничего. Понять хочу. Нет, я бы никогда не смогла полюбить чужого ребёнка. Раз Бог не дал своих, детдомовских не стала бы брать, – отрезала тётка.

Ханна долго сидела под машинкой. Она не плакала, не смотрела книжку. Отказалась пить чай с тортом, когда мама нашла её и позвала. Не мама. Мама – это не мама.

Она вылезла, когда гости разошлись. С трудом разогнула затёкшие ноги и спину, положила книжку на тумбочку, села на диван, обняв колени руками и положив на них подбородок. Мама-немама звенела в кухне посудой и шумела водой. Папа пошёл провожать гостей до метро. Вернулся, взял пакет с мусором, сходил на помойку, а Ханна всё сидела и думала.

– Дочка, давай спать, – пришла мама, размазывая по рукам крем.

– Я же не дочка, – тихо сказала Ханна. Мама на секунду окаменела, потом очнулась, вытерла крем о халат и быстро села рядом с Ханной. Помолчала минутку.

– И что? – спросила так же тихо.

– Ты же меня не родила?

– Нет, – сказала мама, глядя в ту же точку, что и Ханна. – Но что это меняет? Я же любила тебя все эти восемь лет. И дальше буду любить.

Ханна вздохнула. Она не знала, что сказать, как объяснить, что мир перевернулся и встал на голову. Что в мире всё-всё изменилось, и непонятно теперь, как жить. Вернее, мир и раньше, оказывается, был другим, не таким, как она думала

Мама обняла Ханну за плечи, притянула к себе. Ханна не сопротивлялась.

– Ханночка, малыш, – ахнула мама. – Ты же всю шею стёрла! Тебе же больно!

Ханна осторожно повела головой:

– Ага. Но какая разница.

– Снимай скорее это платье, надо зелёнкой намазать.

– Платье красивое, – сказала Ханна. – А зелёнка щиплется.

– Но ты же потерпишь немножко? Я буду дуть.

Ханна знала это. Мама будет дуть, а потом поцелует. Но она не мама.

И она дула, и поцеловала. А Ханна всё никак не могла понять, как дальше жить?

7

До леса я дошла к ночи. Ночь тоже была необычная – небо стало зеленоватого оттенка, и немного стемнело. Уже хотелось спать. Надо было где-то устраиваться на ночлег, а я никогда в жизни не спала в лесу. Даже с палаткой ни разу не ходила, чего уж говорить о нынешнем моём положении: не только абсолютно пустые руки, но и полная нагота.

Я побродила по краю леса, нашла какое-то подобие мха. Лежать на нём было мягко, и даже тепло, потому что мох оказался глубоким, и обволакивал со всех сторон. Я ощущала кожей мягкость неизвестного растения и была ему очень благодарна за существование.

– Прости меня, – я погладила краешек своей постели. – Я тебя примну за ночь. Но ты ведь расправишься потом, правда? Я не очень тяжёлая.

Растение погладило меня в ответ. Я улыбнулась и провалилась в сон, успев заметить сворачивающегося неподалёку в клубок моего крылатого спутника.