И случилось удивительное: если раньше, скажем прямо, Андрею стоило немалых усилий связанно выражать свои мысли по-английски, то теперь слова из него просто-таки посыпались, как монетки из карманов, если бы его подняли за ноги и хорошенько встряхнули. Или как жёлуди с осеннего дуба, по гулкому стволу которого крепко стукнули битой. Слова, градом опадающие на шефа, произвели на него благоприятное впечатление, он немного покивал головой, удовлетворённо сказал «окей» и высказался в том смысле, что на вас, мистер Сикорский, возлагаются большие надежды, сделайте только работу побыстрее, а ночевать из соображений безопасности вы будете в офисе. На этом аудиенция была закончена.
Один за другим сотрудники стали расходиться по домам. Спектр освещения в офисе принялся неуловимо смещаться от тёплого и естественного к искусственному и прохладному. Ближе к ночи зевающий охранник, сведя Андрея по лестнице вниз, в пространный подвал, выглядевший не таким современным, как офис, но зато куда более основательным, показал комнатку для ночлега, и оставил его одного. Несмотря на то, что мистер командировочный прибыл сюда из другого временного пояса с ещё не растаявшим часовым запасом, насыщенный впечатлениями день его утомил, и Андрея потянуло принять горизонтальное положение. Он растянулся на кровати, обратил свои глаза к серому потолку и принялся с его помощью мысленно просматривать недавние события, невольно распределяя их по полочкам и стеллажам в бездонном архиве своего серого вещества. Новые образы тревожили старые воспоминания, те ворочались и ворчали; внезапно открылась вся картина детства, огромный маленький городок, небо, в которое хочется прыгнуть, бесконечность жизни впереди… Однако сон не шёл.
Андрей потянулся к дорожной сумке, стоявшей рядом, достал из неё распечатку с документацией и попытался усыпить себя таким нехитрым способом. Но трюк не удался – читать совсем не хотелось, и документация отправилась обратно. Встал, повертелся, прошёлся по комнате. Куда податься бедному Андрею?
Он вышел за дверь и посмотрел по сторонам. Их, этих сторон, было не так уж и много – комнатка его размещалась недалеко от каменной лестницы, по которой можно подняться наверх, в офис, хотя когда-то, судя по добротности материалов, раньше над подвалом могло быть и подобие крепостного строения. От лестницы, мимо нашего полуночника вдаль уходил длинный коридор, где-то в глубине сворачивая и, не исключено, переходя в подземный ход. Как знать, быть может, где-то здесь никак не может заржаветь груда лат заблудившихся крестоносцев, или тех, кто от них оборонялся. И была же им охота воевать по такой жаре, орудуя мечи, копьями, палицами… Надо сказать, что крестовые походы, вообще-то, до этих краёв не добирались, но примерно с такими рассуждениями Андрей открывал то одну дверь, то другую, заглядывая и наблюдая скучнейшие подсобные помещения – не запертые, очевидно, из-за полнейшей бесполезности сваленного в них запылённого хлама. Возможно, он и обнаружил бы в себе стихийную склонность к бытовой археологии, но одна из комнат избавила его от такого сомнительного пристрастия – стоило приоткрыться двери, как оттуда с грохотом вывалилась внушительных размеров деревянная палка, чуть не задев любопытствующую голову.
Инстинктивно отступив на шаг и прислушавшись, не идёт ли охранник, Андрей осмотрел палку, зевнул и подумал: «Какая хороша вещь! И чего это я, когда мы играли в пекаря, вместо держака от швабры брал какой-нибудь дрын…» Он представил, как здорово бы летела эта «хорошая вещь», вращаясь в плоскости расчерченной мелом асфальтовой дорожки и одним ударом сбивая консервные банки на зависть дворовым друзьям. «А ещё, если обить её железными кольцами, она сгодится и для городков…
Водрузив швабру на место, он скучающе постоял на месте, затем потянулся, издавая здоровый хруст молодого организма, и отправился обратно, снова улёгся и заснул, считая консервные банки. Однако приснились ему не они.
Каждый сон – это маленькое сумасшествие. Заприте себя в четырёх стенах и попробуйте мерить и мерить замкнутое пространство шаг за шагом, день за днём. Однажды это вам надоест, и ноги сами направятся прочь, на прогулку, хоть ненадолго, хоть недалеко. Так и мысли. Не могут они постоянно вертеться вокруг одного и того же. Срываются с петель и улетают – кружить хороводом над черепной коробкой, вдыхать свежий воздух, смотреть в небо, шутить и смеяться – пока надзиратель, этот временный владелец чужой свободы, не погонит их обратно. Так люди отвлекаются от беспрестанных забот, чтобы не свихнуться по-настоящему; лучше множество маленьких сумасшествий, чем одно большое.
Читать дальше