Анастасия Торопова - Город нерождённых детей

– Конечно. Я всем их говорю. Начну с себя.

– А? Как это?

– Приманимус.

– Что?

– Можешь называть меня так.

– Приман… имус

– Приманимус, – повторил он. – Тебе, пожалуй, сейчас сложно.

– Очень много новых слов, но я хочу запомнить их все! Это, – я указал под ноги, – дорога, а это, – показал рукой на длинный шест, – свет с фонарём. Нет, стой… фонарь со светом.

– Молодец, – похвалил меня собеседник.

– Да. Молодец! Определенно молодец. Я понимаю. А ты… При… Приман!

Он вздохнул, и при этом у него чуть опустились плечи, и, кажется, приподнялись уголки губ….

– Ладно. Если хочешь, можешь называть меня «Приман». Ты, как и все, вправе давать вещам свои имена.

– Как хорошо, – я тоже попробовал приподнять уголки, но у меня ничего получилось.

Уверен – я научусь!

– А как насчёт тебя? – вдруг спросил Приман.

– Меня? – воодушевление сменилось непониманием.

– Как ты хочешь, чтобы называли тебя? У тебя есть имя?

– Что такое «имя»?

– Это слово, которым называют тебя, которым ты себя называешь. Ты же не хочешь быть безымянной душой?

– У всех есть это… имя?

– Конечно. Этим в первую очередь мы отличаемся друг от друга.

– А почему не зваться всем одинаково? Душами? Так мы будем вместе, и нам не будет одиноко.

– Быть одним со всеми, не иметь вокруг себя ничего, что отличалось бы от тебя – всё равно, что быть одному.

– Я не знал, – звук моего голоса превратился в тихий шёпот.

– И я не сразу это осознал.

Я задумался. Если он это знает, значит, он уже пытался быть одним со всеми.

– А что ещё ты знаешь?

– Не всё сразу. У тебя вечность, чтобы познавать, если захочешь.

– Что такое «вечность»?

– Вечность означает «всегда».

– Всегда? То есть не изменяется?

– Я бы сказал «не кончается».

– Фух. А я уж подумал, что вечность – это одиночество.

– Чтобы это узнать, вечность должна кончиться.

– Но она не кончится, – уточнил я. – А это ты откуда знаешь?

– Она же до сих пор не кончилась.

– Ну и что?

– Зачем тебе об этом думать?

– А я хочу знать.

– А тебя сильно тянет познавать, – Приман склонил голову и оглядел меня. – Но знания иногда причиняют боль.

Опять новое слово?

– Боль, – начал пояснять он, – это ощущение, которое ты хочешь прекратить. Как одиночество. Иногда мне думается, что это одинаковые вещи.

– Ну, если бы они были одинаковыми вещами, то не носили бы два разных имени… Или такое бывает? Знания… боль… одиночество… Не совсем понимаю. Не молодец.

– Ты столько рассуждаешь, а ведь даже имени себе не придумал.

– А как придумывают себе имена? Они что-то значат?

– Обычно это слово, которое приходит тебе на ум, когда ты думаешь о себе как о ком-то существующем и уникальном. Понимаешь меня?

– Не совсем. Опять не молодец.

Я уже подумал о себе существующем в этом месте с этими душами, но тут оказалось так много слов, что я не услышал своего собственного. У Примана тоже так было?

– Кто-то приходит сюда не пустым, а храня какое-то слово. Его берут как имя.

– «Храня»… Как ты?

– Нет. Я был пустым. Я сам заполнил эту пустоту и стал Приманимус. А хранишь ли что-нибудь ты?

– Сол… – начал я, вороша какие-то мысли, напрягся, стараясь вспомнить что-то, кроме пустоты. – Солфилиус.

– Солфилиус? – переспросил Приман, заглядывая в глаза юной душе. – Солфил, храни свое имя, и оно вечность будет с тобой.

– Но что значит «хранить»?

– Называй свою душу «Солфилиус». И твое имя отзовется во множестве душ.

– Добро пожаловать, Солфил, – отозвались многие голоса. – Это Кэлестис портум.

С каждым шагом по дороге появлялись новые слова: город, квартал, тропа, лестница, окно, арка, стены, разные вещи. Так много слов, и к каждому можно прикоснуться. И все они для того, чтобы вокруг не было места одиночеству. Ведь каждая душа приносила с собой новое слово, и оно становилось частью живописной мозаики под названием Кэлестис портум. Так говорил Приман.

– Каждое слово – ключ к этому городу, потому что все эти слова заполняют одиночество. А слова появляются из ваших желаний. Так одиночеству не будет тут места.

Приман всегда беседует с кем-то. Часто со многими сразу. Они собираются вокруг него, чтобы услышать то, чего не знают, и наполнить новыми словами свою обитель. Каждая душа имеет обитель – место, где собраны все слова, которые ей известны. Так рождались неповторимые кварталы города с множеством слов и вещей.

Больше всех за словами гонялся Солфил. Он начал строить свою обитель с «дороги», «фонаря», «света» и добавлял туда всё, что узнал. Так там появились скамейка, беседка с колоннами, высокие бордюры, стены с парапетом, даже крошечный воздушный замок. Солфил всегда ходил в другие кварталы и узнавал от его обитателей новые слова, которые потом пристраивал у себя, плетя свой неповторимый узор вроде бы из тех же понятий.