Виктор Кагермазов - Семь кругов над Русью

Эта привычка осталась у неё ещё с юности, с той поры, когда все называли её Анастасьей, когда заплатив монету, любой мог увести её в коморку под крышей шинкарни, и насладиться там её молодым телом. Но была у Феофано одна слабость, она никогда не шла дважды с одним и тем же мужчиной, даже если тот давал две или три цены, и даже не шла дважды тогда, когда просил Кротир, её отец, которого уговаривали посетители, обещая заплатить золотыми солидами. Особо её слабость стала мешать, когда она волею судьбы стала женой Романа, сына императора Константина, но даже став императрицей, она не избавилась от этой своей слабости. Ей приходилось терпеть на ложе Романа, слабого телом, напоминающего юнца, терпела, но тайком приводила себе в покои одного из воинов, насладившись, отпускала, а мужу говорила, чтобы менял чаще стражу перед её покоями, потому, как она боится, и не верит тем, кто постоянно стоит у дверей её спальни. Жизнь её немного изменилась, когда императором стал Никифор Фока, это храбрый воин, крепкий телом, выносливый, не обделённый разумом. И всё же ей приходилось сдерживать себя, терпеть, но как только император отбывал из Букелеона даже ненадолго, она вновь предавалась своей страсти в полной мере. Зная, что Никифор Фока всего в тридцати оргиях от Константинополя, в своём охотничьем дворце, она всё равно привела к себе в покои присмотренного ранее норманна, с синими, как небо глазами, со светлыми волосами, с белой кожей, крепкого, высокого, которому Феофано ростом была всего по грудь.

Гладя себе живот, она томно смотрела на раздевающегося стражника, то и дело, говоря ему:

– Не торопись, ну не торопись ты, я тут, я никуда не денусь!

Когда он полностью разделся, Феофано со страстью стала разглядывать его сильное тело, затем протянув руку вперёд, зашептала:

– Поди, сюда быстрей, ты такой сильный, возьми меня на руки, я хочу почувствовать всю твою силу!

Она продолжила горячо шептать, покрывая его плечи страстными поцелуями.

– Покажи мне какой ты страстный, покажи, как у вас любят женщин. Ну, свободней! Я сейчас для тебя не императрица, а простая женщина, давай, ну, больше страсти, ещё больше страсти!

Насладившись любовью, она приказала стражнику уходить, сама же, не прикрывшись, нагая, смотрела, как одевается норманн.

– Меня Освальдом зовут моя императрица, если вдруг…

– Нет, ты мне более не понадобишься, и имя своё зря говоришь. Я не хочу знать никаких имён, второй раз на моё ложе может лечь лишь император! Всё можешь идти! – перебила его Феофано.

– Я хоть и служу Никифору Фоке, вашему императору, но я вольный человек, мало того со мной много моих воинов! – двусмысленно сказал норманн.

– К чему ты это говоришь?– вяло спросила Феофано.

– Я не только силён, но могу и мыслить! Посуди сама, за спиной у императора, этериоты и улумы, они опора василевса, он может на них положиться, а за спиной стратига, его верные воины, на которых и он может опереться в трудный час, за патриархом его бесчисленные приходы с чернецами, не уступающие хитростью самим монокурсам! На кого можешь опереться ты? Если пойдёт что-то не так, как ты того желаешь, что тебе остаётся? Уповать на всевышнего? Ты мне нужна как женщина, твоя страсть заставляет меня обо всём забыть, туманит мой взор, ты необыкновенна! Можешь всегда рассчитывать на своего Освальда!

– Ты для стражника слишком хорошо разбираешься в дворцовых хитросплетениях, слушая тебя и правда, задумаешься о многом! Как говоришь тебя звать?

– Меня зовут Освальдом! – гордо ответил норманн.

– Ты не прост, и правда, можешь мыслить, прям как наш проэдр! Я, честно говоря, думала что, такие как ты, могут только оружием владеть! Что же, Освальд, я запомню твои слова, и имя твоё запомню, но на ложе второй раз не позову, а если и позову, то не раньше, как пройдёт три луны!

Стражник отправился к двери, перед тем как выйти, сказал:

– Я и через год буду рад быть подле тебя, чтобы не случилось, кликни! Я на своей родине ярл, это конечно не император, но у нас многого стоит!

Когда он ушёл, Феофано встала, и нагая, раскачивая округлыми бёдрами, прошла к бордовой плотной оконной занавеске, вытащила с потайных складок спрятанные послания, одно было от Иоанна Цимисхия, другое от патриарха Полиевкта. Читая, прошла к горящей лампе, прочитав, сожгла их, задумалась, смотря вникуда, промолвила:

– Ну вот, сегодня многое решится, если не самое главное в моей жизни, что же, мне не привыкать входить в огонь!