Виктор Кагермазов - Семь кругов над Русью

Постояв немного на капище, двинулась дальше. На душе было горько, никогда ещё она не видела столько поминальных ветвей, видать много полегло русичей в чужих землях, князь Святослав не один поход совершил, призывая воинов, убеждая, что ворога нужно бить на его же земле, не пускать на священную Русь.

Проехав с версту, упёрлась в ручей, впадающий в речку Мшагу, повернула направо, и узкой тропой, двинулась дальше. Как только она въехала в лес, жеребёнок перестал резвиться, прижался к кобыле и шёл смирно, позади него, бежал Верный. В бору было сумрачно, птицы после утреннего пения смолкли, лишь изредка пищали синицы, да из глубины леса слышался треск падающих сухих веток. Вераслава легко ударила кобылу под бока, чтобы быстрей проехать чащобу, тёмный лес пугал её, она никогда одна сюда не забиралась, на Мшаге места тихие, хоть и недалеко от Сулы, но сюда редко кто захаживает, издревле здесь селились люди ведающие, ищущие одиночества, дабы жить в отшели.

Вдруг пёс залаял, обогнал кобылу и убежал вперёд. Чуть погодя, она выехала на полянку пред озером, на берегу напротив, виднелась изба, к ней вдоль бережка шла тропа. Когда она приблизилась, на пороге уже стоял Дий, встречал её, поглаживая пса.

– Побойся дедушка! Верный уж очень лют, может и ухватить!

– Не ухватит, меня зверь любит, зверь чует, что худого на душе нет!

– А я к вам дедушка!

– Ясно, что ко мне, коль ты здесь, и уже разумею для чего, что же проходь в избу!

Вераслава спешилась, прошла в избу вслед за Дием.

– Ну, краса, что привело тебя, вижу не по зазнобе своей, коль волосы прибраны как у замужней.

– За тем и сама не пришла бы! Мне другое надобно вызнать, сон одолел, неделю уж всё одно видится, ничуть не меняется.

– Присядь вот сюда краса. Рассказывай свой сон, да не торопись, всё досказывай, кажда мелочинка важна.

Вераслава сев удобней, принялась рассказывать свой сон, всё что помнила, все мелочи.

– Теперь о себе поведай, о батюшке своём, о муже, это пособит мне вызнать, почему именно тебе такой сон сходит.

– Мой муж вестовой Краснояр, за капищем и святыней Лебяжьей присматривает, с другими вестовыми вестями обмен держат, о том, что на Руси делается. Тятенька мой был в дружине у князя славенского Осмысла, с князем Святославом на хазар ходил, так на чужбине голову и сложил, сказывали, сам Святослав огонь для погребального костра поднёс, и даже молу творил в честь славенов.

– Значит ты жена вестового? Тогда на твой сон, по-иному глядеть надобно. Вырви мне волос с головы, а сама проходь вон туда, в уголок. Что не узришь, молчи, не то мы не вызнаем ничого.

Вераслава подала ведуну вырванный волос, сама прошла и села, куда указал Дий. Ведун разжёг очаг, подвесил на треногу котелок с водой, снял со стены несколько пучков сухих трав. Затем достал из стоявшего в углу потёртого берестяного короба воск, и приступил к гаданию. Сначала зажёг полынь, ею окурил всё вокруг себя, горница наполнилась густым дымом, у Верославы заслезились глаза. Дий встал у огня, растопил воск и вылил его в котелок, сам же стал бить в бубен, бил долго, одним простым боем, при этом, что-то протяжно нашёптывал, раскачиваясь в стороны. Она начала уже засыпать, как сквозь пелену услышала:

– Ну-ка глянь краса, что зришь в котле?

– Ой, терем! Да чудной какой, будто шлем Краснояров, а тут наверху крест что ли, не пойму!?

– Это краса моя не терем, это избы, где живут чужие боги. Я о таких слыхивал, от воинов, кто в Царьграде бывали. Поди, присядь, я ещё пошепчу!

Ведун зажёг ещё один пучок травы, название которой Вераслава не знала, всю избу заполнил стойкий запах, настолько сильный, что у неё закружилась голова, всё вокруг неё поплыло, затем, будто сверху опустился проникающий стук бубна, убаюкивающий, она впала в дрёму.

– Краса моя, ну, пробуждайся, эко тебя сморило, поди, глянь, что теперь зришь?

– Дедушка, да это же коршун с моего сна, ей-ей он! – всплеснув руками, воскликнула Вераслава.

– Ты далее смотри! – тихо сказал ведун.

Воск медленно двигался по воде, вырисовывая какие-то круги, линии, вдруг он застыл, будто ему кто приказал.

– Ну, а теперь что видишь, краса?

– Человече, да человече, только одежды не нашенские, и глаза уж больно колючи, холодны, что лёд!

– Верно краса, иноземец се, и очень недобрый человече! Поди ещё посиди маленько, я далее глядеть буду.

– Дозволь дедушка, я на дворе побуду, уж дюже душно мне в избе?

– Нет, краса, потерпи уж, надобно чтобы ты рядышком находилась.