Юрий Аракчеев - Яркие пятна солнца

Да, я выдержал до конца! Так и не разрядился! Так никогда еще не было у меня ни с одной из моих женщин.

Провожаю ее до двери дома, полный сил, абсолютно счастливый. И понимаю, что опять сделал открытие! Можно и так, оказывается, сохранив силы, думая прежде всего о ней – Женщине! – и в этом ловя самую высокую радость. Я иду к себе с чувством великой победы: могу! Научился! Я обуздал мощного боевого коня, он – в моей власти…

Утром после завтрака я нахожу ее на том же пляже, и сначала мы идем вдоль берега к «дикому» пляжу, к камням, с нами и Витя – встретили его на набережной и узнали, что у него с девушкой, как будто, не завязалось… Потом отбиваемся от него и идем вдвоем. Она немного стесняется – при свете дня ей неловко за столь быструю свою «уступку» вчера – небось, сказала подругам, и те (из зависти, разумеется) осудили ее, – но я мягко пытаюсь развеять ее сомнения: что ты, милая, это наоборот хорошо, зачем же нам дурацкое лицемерие? Я любуюсь ее походкой: она несет себя как безусловную ценность, это органично в ней, она не старается что-то специально продемонстрировать мне – само собой получается. Что грудь, что плечи, что талия, ноги – мне кажется, она сложена идеально! Каштановые волосы бронзово отсвечивают на солнце, а чайные глаза, когда она снимает темные очки, искрятся. Великолепная Таня, прекрасная.

Расстаемся ненадолго – она обещала обедать с подругами, – потом опять встречаемся и сразу идем ко мне, то есть туда, где мы с сестрой снимаем комнату в квартире. Сестра на пляже, я просил ее подольше не приходить, а хозяйка квартиры днем на работе. Таня раздевается совсем, до конца и ложится на кровать.

И вот тут, наконец, я вижу ее по-настоящему, всю. Впервые при свете дня.

Она и на самом деле прекрасна. Столь идеального тела я, пожалуй, еще не видел. Белые незагоревшие полоски кожи слегка портят картину, нарушая божественную гармонию, но все равно просто нельзя отвести глаза. У меня даже не возникает немедленного желания целовать, обнимать и, тем более, проникать в это чудесное тело. Оно – сама поэзия, живое чудо, «песнь песней». Я думаю, что именно такое предчувствовал я когда-то, в давние, давние годы! – когда лежал на жалкой своей кровати рядом с той, которая стала потом моей второй женщиной, но с таким опозданием и со столь неприятным финалом. Теперь – вернулось, и – состоялось!… Не ошибся я в своей вере! Заслужил, заработал… Я смотрю на Таню чуть ли не со слезами – в горле ком, и уже пощипывает глаза. Волнистые, обтекаемые, плавные линии, немыслимая грация и божественное сияние. Вот же откуда «Нимфа» Ставассера, «Купальщица» Камиля Коро, картины Ренуара, Энгра и скульптуры Кановы! – думаю я. Вот откуда Роден. Все – верно! Они не обманывали, ничего не выдумывали. Так оно на самом деле и есть.

Таня лежит уютно, удобно, самодостаточно. Она спокойно смотрит на меня, хотя и догадывается, думаю, что чувствую я. А я прямо-таки ошеломлен этой волшебной магией красоты.

– Ты что? – спрашивает с легкой улыбкой, вскинув свои бездонные, чайные, абсолютно спокойные очи.

– Ты… великолепно смотришься, – отвечаю, первое, что приходит в голову.

– Да? – с улыбкой переспрашивает она. – Спасибо. Мне приятно, что ты так говоришь…

Но чувствую: она не представляет себе степень моего восхищения и характер его. Любоваться обнаженной женщиной вот так, эстетически, не набрасываясь на нее тотчас, не принято.

– Ты, наверное, не представляешь, насколько… – все же говорю я. – Насколько все это красиво. Ты просто великолепна…

И тут словно вихрь подхватывает меня, сердце колотится, голова кружится, в горле ком… Я приближаюсь, обнимаю ее, и она так же медленно и спокойно, как вчера, раздвигает ноги. Я проникаю в ее роскошное тело, и тут…

И тут кто-то гремит ключом в замке двери, и я слышу, что в прихожую входит хозяйка. Хорошо, что мою широкую кровать отделяет от комнаты занавеска – мы ведь с сестрой в одной комнате, это моя кровать, а ее кровать тоже за занавеской. Хозяйка не входит в нашу комнату, но двери в прихожей нет, и если бы не занавеска, хозяйка могла бы нас увидеть. Тихо по-быстрому одеваемся, уходим…

Чуть-чуть гуляем в поселке, потом ей зачем-то понадобилось сходить на свою турбазу. Но встречаемся вечером.

…Горная дорога, полная луна над деревьями. Опять скамья, теперь уже другая, со спинкой. Роскошная Таня сидит на мне верхом, на моих бедрах, обнимая меня своими ногами. Луна ярко светит, и в голубоватом призрачном ее сиянии темными волнами переливаются густые пушистые волосы, блестят глаза, колдовским мерцанием фосфоресцируют незагорелые груди. А мой факел любви полыхает, трепещет в блаженстве в таинственной, знойной и тесной глубине ее естества. Я обнимаю ее гибкую спину, талию, мне опять представляется, что мы летим в ночном южном небе, в бесконечном прозрачном просторе, среди звезд. И время остановилось, и опять мы, опять и опять, застываем, не шевелясь, и реем в божественной невесомости, ощущая себя единым светящимся сгустком, и нет ничего на свете прекраснее этого, и хочется, чтобы это продолжалось вечно, всегда…