Мария Шнейдер-Кулаева - Осколки Розенгейма. Интервью, воспоминания, письма

Мой отец долгое время не знал о смерти моей мамы. Мама умела писать и владела русским языком. Когда переписка прекратилась, отец написал письмо бабушке. Она была малограмотная и попросила кого-то из земляков сообщить сыну о смерти его жены Маргариты. Из письма он понял, что умерли все, и он прекратил переписку.

Бабушка, ожидая от сына известия, совсем стала терять веру и надежду на выживание вместе со мной, беспомощным ребенком на руках. В то лихое для нас время сельская управа в Еланке несколько раз вызывала мою бабушку и предлагала отдать меня в детский дом, находившийся в селе Балман. Она наотрез отказывалась от этого предложения, объясняя, что пусть ребенок лучше умрет на ее руках и вместе с ней. Тогда ее сын Иоганиес будет знать, что искать больше некого. Она снова попросила написать письмо сыну с объяснением, что мы с бабушкой живы и находимся в очень бедственном положении, и что его жена Маргарита умерла.

Узнав о нашем бедственном положении из полученного письма, отец начал собирать из своего скудного трудармейского пайка все, что мог. Его товарищи по лагерю помогали ему, чем могли. Среди них был и Фридрих Шнейдер, муж Эмилии, которая впоследствии станет моей мачехой. Таким образом отец спасал нас с бабушкой от голодной смерти.

Русская женщина по имени Маруся, у которой была дочь Шура, а муж к тому времени уже погиб на фронте, сжалившись, предложила нам с бабушкой перебраться к ним. У ней была избенка и небольшое подворье, что имело большое значение в то лихолетье. Было лето, и бабушка решила немного повременить.

Моя бедная бабушка Маргарита Михайловна спасала меня от смерти каждый день и час, каждую минуту и секунду своим примером самопожертвования. Сколько раз она отрывала от себя последний кусочек еды, чтобы я, съев его вечером, не плакала ночью от голода, а спокойно спала своим детским сном в ее теплых объятиях. Если утром на завтрак нечего было есть, она вновь садила меня в мешок-рюкзачок и мы отправлялись от двора ко двору, от села к селу. Побирались не потому, что она и мои родители были плохими людьми, а из-за горькой военной нужды, которую навязал нам проклятый Гитлер. Говорят, что старожилы и их дети по прошествии семидесяти лет все еще вспоминают о странной женщине с ребенком в мешочке за спиной, появлявшуюся в их деревнях и просящую милостыню.

Сколько сирот осталось без родителей по причине ужасной войны? А как проклинали нас неповинных, несчастных людей, по горькой воле судьбы относящихся по рождению к немецкой национальности? Сколько наших соотечественников-немцев, мобилизованных в трудармию, самоотверженно трудились везде, где так нужны были руки, выполняющие самые тяжелые работы – на шахтах, лесоповалах, заводах, нефтеразработках, строительстве?

В то беспросветное, тяжелое время их матери, жены, дети в далекой, холодной Сибири, Казахстане, дальнем Севере, лишенные материальных благ, ущемленные в правах, были брошены на произвол судьбы. Униженные трудармецы тяжело переживали о своих семьях и в бессонные ночи задавали себе один и тот же вопрос – живы ли еще они? Иные отдавали Богу душу, так никогда и не узнав, что стало с семьей. Много семей, которым не довелось и уже не доведется узнать, в каких лагерях встретились с вечностью их родные отцы, мужья, братья.

Благодаря стараниям и заботам бабушки я стала понемногу прибавлять в весе. Ей становилось все трудней носить меня с собой и просить милостыню. Ближе к осени она приняла предложение Маруси, и мы поселились у ней в избенке. Одному Богу известно, сколько горючих слез пролила моя бабушка за все время наших невзгод, какими молитвами просила за нас двоих, горемычных, заступничества, покровительства и помощи у святой богородицы Марии и ее сына Иисуса Христа. Возможно, поэтому Господь Бог оставил нас в живых после всех наших мытарств. «Нет худа без добра» – гласит русская пословица.

Пребывание у Маруси запомнилось мне несколькими эпизодами. Помню, как мы сидели за столом и из большой чашки ели свежесваренную картошку. От нее шел такой аппетитный пар и вкусный запах. Потом мы с Шурой начинали играть. Бабушка оставляла меня с Марусей и Шурой, а сама по-прежнему ходила по дворам и просила подаяния. То, что ей давали сердобольные люди, она делила теперь на нас четверых и таким образом вносила нашу долю за проживание у них. Маруся и Шура, несмотря ни на что, были к нам добры. Мы были благодарны им за это.

Как только я начала говорить, бабушка стала учить меня утренним и вечерним благодарственным молитвам к Богу Отцу, Сыну и Святому Духу, а также к Святой Богородице Марии. Эти молитвы я, трехлетний ребенок знала, как таблицу умножения. Наверное, поэтому нам оказал Бог свою милость на выживание через Ангела Хранителя, которому завещали мой ушедший в трудармию отец, умирающая двадцатидевятилетняя мама и бабушкины молитвы и старания.