Мария Шнейдер-Кулаева - Осколки Розенгейма. Интервью, воспоминания, письма

Это был печальнейший Божий обряд, но я всегда верю, что именно он оказывал мне покровительство и поддержку. В самых сложных ситуациях благодаря ему я находила выход из тяжелого положения. Мать Мария стала моей заступницей перед Богом.

Через три месяца после моего рождения отца Иоганиеса, дядю Бенедикта и тетю Эмму забрали в трудармию. Все мужское население тогдашнего СССР, не имевшие бронь, было на фронте. Уже к концу осени 1941 года армия была почти полностью «очищена» от лиц немецкой национальности, за исключением немногих, сумевших это скрыть и продолжавших героически сражаться с германским фашизмом.

Снятые с фронта военные и мобилизованные по всей стране сограждане немецкой национальности сразу направлялись в трудармию, а это шахты, лесоповал, рудники, нефтеразработки, строительство и т. д. Наших людей заставляли жить под гнетом зла и насилия везде, где бы им не приходилось находиться, будь то в деревнях, заводах, лагерях. Нам, детям, было не легче. Где бы мы ни попадались местному населению на глаза, нас автоматически награждали нелицеприятными эпитетами, о которых нетрудно догадаться.

Мой отец Иоганиес Вернер попал в Кемеровскую область на шахтерскую кухню, где работа не прекращалась круглые сутки, чтобы после тяжелой смены был готов завтрак, обед и ужин. Муж тети Эммы, Бенедикт Сайферт, попал по распределению на лесоповал, так как он имел более крепкое телосложение. Тетя Эмма попала в Сызрань на укладку нефтяных труб при нефтеразработке.

Моя бабушка Маргарита Михайловна, моя мама Маргарита и я, трехмесячное создание, остались в Еланке в нашем шалаше. С приходом весны маму Маргариту Николаевну деревенская власть определила работать на колхозную ферму. В основном там содержали коров, свиней и быков. Ей приходилось выполнять различные работы. При подготовке к зиме пришлось утеплять скотные дворы. Для этого использовали солому, навоз и глину, которую месили ногами.

Таким образом она работала до тех пор, пока не простыла и не слегла, застудив себе почки. Медицинской помощи ей никто не оказывал. Мама стала отекать и ее болезнь дошла до такой стадии, что она не влезала в свою одежду. Она нужна была России как рабочая лошадь, а когда заболела, то про нее никто и не вспомнил. 28 марта 1943 года в возрасте 29 лет моя мама Маргарита Николаевна Вернер, урожденная Дорнхоф, умерла от нефрита почек. Гроб ей делать было некому и ее хоронили завернутую в одеяло. Сердобольные женщины из русских, работавших вместе на ферме, разрыли могилу, где были похоронены две ее дочери, и положили туда маму.

В год и два месяца осталась я без мамы. Отец в то трагическое время был в трудармии. Единственным родным человеком была моя бабушка, которой в ту пору исполнилось уже шестьдесят пять лет. По причине ее возраста и маленького телосложения на колхозные работы ее не посылали, и она взяла всю ответственность за меня на свои хрупкие плечи.

Мы по-прежнему жили с ней все в том же шалаше. У нас не было никаких средств к существованию. Бабушке приходилось садить меня в мешочек за спиной и ходить от двора ко двору из одной деревни в другую пешком и просить милостыню.

В трех километрах от Еланки находилось село Балман, где также жили семьи высланных немцев с Волги, в том числе и из села Реммлер. Это были Горнуг Людвина с сыновьями Михаэлем, Александром и падчерицей Франциской, Моор Розалия с сыном Корнелием и дочерью Катериной, Шмельцер Амалия с сыном Ахимом и дочерью Марией. К ним-то и ходила за помощью моя бабушка со мной в мешочке за плечами. Люди и сами жили в бедности, не имея лишнего куска, однако делились, чем могли.

Постепенно люди приобретали более-менее сносное жилье, огороды и хозяйство. Ведь мудрая пословица так и гласит: «На одном месте и голый пенек обрастает». Как бы там ни было, люди от доброй души и божеской милости оставляли нас часто на ночлег, а в дорогу давали немного еды.

Доходили мы иногда и до деревни Сергиевка, расположенной за двадцать с лишним километров от Еланки. Там тоже проживали наши земляки с Поволжья. К примеру семья Шнейдер – мать Эмма, сыновья Генрих и Густав, дочери Ирма и Гильда. В этой семье мы были частыми гостями, оставаясь на ночь. Еще в этой семье проживала моя будущая не родная мать со своим сыном Фридрихом, которая несколько лет спустя станет женой моего вернувшегося с трудармии отца. Это Эмилия Генриховна Шнейдер, урожденная Меель. Мужья Эммы и Эмилии были родные братья и находились, начиная с 1942 года, в трудармии.