Геннадий Мурзин - Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

– Не преувеличивай и не разжигай во мне ревность. Попусту не трать силы.

– Понял. Обнимаю детей.

– А меня?

– Представь, что крепко-крепко целую. Пока. До следующего сеанса связи.

– Кстати, почему сам не звонишь?

– Так… всего три дня…

– Не успел соскучиться?

– Скучаю… И даже очень, но…

– Хорошо. Отдыхай и набирайся сил. У нас все в порядке и ни о чем не беспокойся.

Вечереет рано – единственная примета подкрадывающейся осени. Всего-то четверть седьмого, а солнце уже низко над горизонтом, из-за чего длинные тени, отбрасываемые строящимся корпусом будущего очередного санатория, полностью накрыли пляж и часть мелководья, но дальше, метрах в тридцати от берега море по-прежнему блестит на солнце, еле заметный ветерок гонит рябь.

Кое-кто стал покидать пляж. Похоже, это севастопольцы, для которых, как заметил Фомин, такая легкая прохлада не очень-то комфортна, но приезжим – хоть бы хны. Еще бы! Слева, ближе к кромке воды расположилась семья: муж, жена и двое детей, озорно беспрестанно бултыхающихся на мелководье и визжащих от наслаждения. По их репликам понял: из Норильска, где уже метели и минус десять. Еще чуть левее – пожилая пара, которая прилетела из Новосибирска, где морозы еще не наступили, но тоже не жарко.

Фомин встал, потянулся и вошел в воду, чтобы еще раз искупаться. Поплавав то кролем, то брасом, полежав на спине, подставив под лучи заходящего солнца мускулистый живот, нырнув несколько раз, вернулся на берег. Сменив в кабинке мокрые плавки на сухие трусы, надев разноцветные вызывающе кричащие шорты (купила жена, которая, между прочим, заявила, что в таких шортах он покорит всех баб), медленно направился к дому. Нет, ему не стало холодно. Ему стало голодно, будто за четыре часа пребывания на пляже разгрузил вагон с углем. Устал, но эта усталость была легкой, расслабляющей его тело и душу. Вышагивая и небрежно размахивая пластиковым пакетом, в котором были полотенца, пляжные шлёпки и книга, подумал: «Еще неделя и от Илюши Обломова не отличить – обленюсь». Он при этом блаженно улыбался и прохожие, наверное, принимали его за чудака.

Войдя в квартиру и скидывая легкие туфли, услышал мужские голоса, доносящиеся из гостиной. В его голове пронеслось: «У хозяев – гости. Интересно, кто?» Он попытался незаметно проскользнуть в свою комнату. Прикрывая за собой дверь, услышал голос хозяина:

– Сергеич, присоединяйся! Мы тут хорошо так сидим.

Хозяйка избавила его от необходимости откликаться. Он услышал, как она заворчала:

– Вы-то сытёхоньки, а он? Должен сначала хорошо подкрепиться… Да и, наверное, пойдет под душ. – Она вышла в просторный холл и прошуршала тапочками в сторону кухни. – Еду надо подогреть… Сергеич, как я уже поняла, холодную или теплую пищу не любит… Ему больше по нутру то, что обжигает.

Фомин, переодеваясь, усмехнулся: «Всего-то четыре дня, а Матрёна Остаповна уже обо мне всё знает – наблюдательна… И по-матерински заботлива».

Ополоснувшись под душем, прошел на кухню, где для него уже все было готово. Поужинал. Когда пил чай и заедал домашними крендельками, на кухне появился хозяин.

– Теперь, Сергеич, прошу, так сказать, и к нашему шалашу. Не побрезгуешь, надеюсь, нами?

Квартирант встал, отставил в сторону пустой стакан.

– Как можно, Тимофей Олегович? С удовольствием… Только… Позвольте смотаться в ближайший гастрономчик… Прихвачу свой пай.

Хозяин отрицательно замотал головой.

– Это, Сергеич, ни к чему… У нас есть и этого более чем достаточно.

– Все-таки…

Фомин попробовал возразить, однако ему этого не позволили.

– Крууугом! – скомандовал хозяин. – Шагом марш в гостиную.

Фомин поднял руку, но вспомнил, что к пустой голове руку не прикладывают.

– Есть! – шутливо сказал он и, развернувшись, печатая шаг, направился в гостиную.

– То-то же, – проворчал хозяин, следуя по пятам за квартирантом. Потом, хмыкнув, удовлетворенно добавил. – Наш человек… Дисциплинированный. Судя по всему, приученный.

Тимофей Олегович познакомил квартиранта со своим гостем.

– Серафим Олегович, брательник, тоже, как и я, флотский человек. Сейчас в запасе, а до этого двадцать лет прослужил старшим мичманом на подлодке, – они обменялись рукопожатием. – Присаживайся, Сергеич. Чувствуй себя как дома. – Матрёна Остаповна принесла чистую тарелку и крошечную рюмку, поставила перед Фоминым. Хозяин всем налил коньяка по чуть-чуть. – Выпьем за славянское братство, за русско-украинскую дружбу! Как, Сергеич, не возражаешь?