Туман. Вокруг стелился туман.
Помню, как остервенело, с корнем выдернула жесткий огрубевший стебель Иван-чая, чтоб смастерить вицу подлинее. Помню, как огалтело взмахнула ею в воздухе, чтобы задать стаду телят движение…
Потом потеряла осторожность.
Рванула, как ненормальная. Так, что земля под ногами качнулась.
А туман свое дело знал туго.
Я просто оступилась. Вывернутая нога неуклюже завалила меня на бок, я полетела на сколоченную из старых бревен коровью загородку. Остро обломленный, торчавший из земли, полусгнивший колышек будто бы ждал меня. Словно давно меня караулил. Я упала виском на кол.
Мне ничуть не было больно.
Только очень, очень обидно.
Я слышу музыку.
Не грустную, не веселую.
Не медленную, не быструю.
Не тихую, ни громкую.
Нет слов на земле, чтобы описать эту музыку. Музыка неописуема прекрасна. Она звучит свысока. Ее источник – выше самих небес.
Я чувствую, как каждая незримая песчинка моей души, покидая мертвое тело, летит на зов этой божественной музыки.
Моя душа парит над землей. Я вижу свое тело. Неуклюже заваленное на бок. Открытые глаза…
Странно.
Мне отчего-то припомнилось, как в годы дефицита, я четыре часа «пилила» на автобусе в Пермь (и это только в один конец!) чтобы купить на рынке, у цыган перламутровые тени для глаз.
Косметики в магазине «днем с огнем не сыскать» было. А у цыган и наборы теней, и помады, и лаки для ногтей – все есть. Цыгане выдавали эту косметику за польскую, и продавали за бешенные деньги.
Только какая ж она польская?
Перламутровыми тенями я накрасилась один раз. Глаза щипало так, как будто бы я их натерла куском мыла.
Удивительно. Но глаза мне больше не нужны.
У меня больше нет тела. Не надо его кормить, поить, мыть и красить. Как хорошо…
Но у меня есть душа. Я ее чувствую.
Моя душа возносится ввысь. Под звуки восхитительной музыки она распадается на молекулки. Молекулы парят созвучно мелодии.
Но вдруг в одно мгновение музыка стихла.
Я услышала голос.
– Добро пожаловать, в царство небесное, Ангелина…
– Что за фигня такая?! Где я? – Мой голос звучал как будто бы из головы. Но вместо головы было пусто. Я себя не видела, но ощущала. Вокруг зияла лишь космическая черная пустота. Она, как разноцветными блестками, была усеянная песчинками разных планет. И рядом тоже никого не было видно: однако, голос, заговоривший со мной, был мужским и очень приятным.
– Ладно, Ангелина. Давай, будем действовать по-обычному, по – земному.– Видимо, поняв мою растерянность, решил невидимый дяденька.
Черная бездна вдруг опрокинулась в никуда, явив мне дневной белый свет.
– Ну что, Ангелина, теперь лучше?
Как только эти слова были произнесены невидимым мне человеком, я почувствовала свое тело. На мне были надеты любимые «вареные» джинсы и широченная рубаха – разлетайка. На рубахе – картинка: шайка молодежи у барной стойки дует пиво из литровых кружек.
– Видишь себя? – Спросил голос.
– Ну да… Вроде вижу. Руки, ноги на месте. А голова-то в целости, сохранности? А то ведь кровь вроде шла? – Засомневалась я.
– В сохранности. Сама, смотри…
Я огляделась. Оказывается, я находилась внутри незнакомого мне помещения. Комната была явно казенной, но совсем не унылой. Яркий солнечный свет щедрым потоком тек сквозь окно, радуя стены, окрашенные по треть человеческого роста темно – зеленой краской. Пол, похоже, только что кто-то протер, потому что он был влажным и запах затхлой тряпки в комнате пока не улетучился.
В помещении имелся невзрачный диванчик, цвет которого напоминал золотистый, и трехстворчатый полированный трельяж.
Я подошла к зеркалу. Внимательно рассмотрела себя. Голова и правда была цела.
– Ну, что, Ангелина Скороходова, настроение каково? Во! – Развеселый мужчина, как две капли воды похожий на Льва Лещенко, выпятил вперед большой палец правой руки. – Садись, Скороходова, поболтаем.
– Давайте, а вы кто?
– Называй меня Львом.
– Я так и подумала. – Буркнула я, недовольная тем, что Лев стырил и присвоил себе мою коронную фразу про настроение, и жест тоже. Странно, но меня ничуть не удивило: откуда он про них знает.
– Я рад, что ты меня узнала.
– Так как вас не узнать-то? Вы персона известная… А где я?
– Вообще – то, мы сейчас сидим в гримерке. – Недовольно сморщив нос, огляделся вокруг мой собеседник. – Гримерочка, конечно, так себе… Закинули на гастролях в захолустье. Но гримерка – это так. Декорация к нашему разговору. Мне нужно, чтобы ты меня поняла. На самом деле, это место, где мы сейчас находимся, называется Царство Небесное.
Читать дальше