Елена Чиркова - Оставьте ангелов без работы

При этом, моя гордыня, мой гнев, моя зависть, мое осуждение – по-прежнему мной помыкают. Я каюсь. Потом снова грешу. Говорю же, в прошлой жизни я была человеком.

Стало быть, называй меня Ангелиной, потому что во время земной жизни я была женщиной, Ангелиной Скороходовой.

Впрочем, все по порядку.

Когда я умерла, мне было тридцать. Но не горюй. Мне было не страшно. И мне было не больно. Хочешь узнать, как все случилось?

Умерла я в июле.

Но прежде, все тридцать лет почти безвылазно (хотя, признаюсь, был один эпизодик) я прожила в в глубинке Пермского края, в селе под названием Барак.

Согласна: название так себе. Звучит не очень.

А в детстве и вовсе я была в замешательстве. Помню, будучи дошкольницей, подошла к маме Марине с вопросом: «что такое Барак»?

Мама мыла посуду и думала о своем, скорей всего, о председателе колхоза, по которому она тогда сильно «сохла».

Я ее отвлекла.

«Барак? Ну, это, вообще-то, дом такой… Большой дом. Там много разных людей живет. Все веселые и счастливые. – Мама Марина сильно задумалась. – Когда праздник, люди из дома во двор выходят. Едят, пьют, обнимаются. Еще на гармошке играют».

Мама грохнула тарелкой, закинув ее на полку буфета, поставив тем самым точку в нашем разговоре.

Эх, мама, мама. А ведь ты была не права. Не все в Бараке счастливы и веселы.

Тем более, что какой-то местный умник, на топографической табличке, при въезде в село, в название «Барак» вклинил жирную черную букву «Д». Получилось «Бардак».

«Так- то оно честнее будет. – Решила я. – А то мама Марина, тоже мне, придумала: большой дом с песнями и плясками».

Вот и в моей жизни на ту пору был бардак. Даже в Бараке, по сравнению с ней, был относительный порядок.

В восьмидесятые годы, в годы развитого социализма, с которыми совпало мое пионерское детство, наш колхоз считалось богатым. Около десятка молочно-товарных ферм давали местным жителям возможность жить безбедно.

Я, после окончания десятилетки, и пары лет бестолкового мыканья в областном городе Пермь, тоже оформилась на работу в Бараковское хозяйство.

В двухэтажном деревянном скособоченном доме мне принадлежала крохотная комнатушка. Железная кровать; стол, покрытый цветной старой скатертью; хозяйственная плита с чайником, сидящим на ней «верхом» да алюминиевый рукомойник – вот все мое тогдашнее богатство.

В то утро я проснулась очень рано. Еще до верещания круглого, облупленного будильника. Я открыла глаза. Часы показывали пять. Нужно было бежать на работу.

Я одернула штору, выглянула в окно. От неожиданности отпрянула. Туман, как молодой озорной волшебник, играючи, сделал невидимыми все село и даже кусты шиповника, цветущие в полисаднике, перед моим домом. Я отпихнула от себя дряхлые деревянные створки окна. Они недовольно взвизгнули, но все же впустили влажный утренний воздух, настоянный на розовом запахе дикого шиповника, в мою затхлую конуру.

Работала я на ферме. В родилке.

«Родилкой» попросту назывался скотный двор, где, громыхая мощными нашейными цепями, несдержанно топтались в ожидании отела стельные колхозные коровы.

Я очень любила маленьких теляток. По своей новорожденной глупости они с громким чмоканьем и распусканием слюней сосали мой палец, который я им подсовывала, чтобы приучить их пить молоко из бутылочки.

В шутку я называла своих питомцев молокососиками.

Я заботилась о них, словно о детях. Тем более, что ни детей, ни мужа у меня не было.

В то утро, еще до того, как я умерла, отелилась Офелия.

Я волновалась за нее, думала, как все пройдет?

Прошедшей ночью с коровами оставался Андрюха Козырев. Козырь, вообще-то конюх. Он с лошадьми мастак, а не с коровами. Поэтому я ему не доверяла. Просто в ту ночь в дежурство поставить было не кого… Наш, коровий скотник запил.

Эх, Козырь, Козырь. Хоть и был он на десяток лет меня младше, красота его невозможная, она с толку меня сбивала!

Мне всегда казалось, что Козырь запутался во времени и месте своей жизни. Его темные локоны, живописно ниспадающие на затуманенные глаза, делали его похожим на фаворита знатной особы; на жгучего итальянца; на цыгана на коне и в поле. На кого угодно, но только не на конюха в селе Барак. Но Козырь – конюх в селе Барак. И это – его реальное место и время жизни.

А ему еще отел у Офелии принимать.

Короче, в тот день я не стала дожидаться, пока закипит нерасторопный чайник, хлобыстнула из него в стакан теплой невкусной воды, глотнула ее и вылетела на улицу.