Диана Шарапова - Взрослая сказка о 90-х в двух вариантах

– И хотели ещё, чтобы вовсе прибить. Я решил, что ты ещё пригодишься. Ты соображай, а? Я – понял!

– Какая фамилия ду… ненатуральная. – По ходу фразы он высморкался и вытер слёзы в платок.

– Чё? – Бандит сунул документы под нос. – По-твоему раз человека ушибли вовсе, то его и не было? Никто не вспомнит, ни одной бумажки не останется. Хренов диктатурен.

– Вы? – Стрельнул глазами пожилой мужчина.

– Дело шьёшь? – Поинтересовался южанин после подтверждающего кивка.

– Нет, я говорю, увы, но я вынужден, учитывая обстановку в стране.

– Перестановку, говоришь. А! Увы! – Распутал его фразу собеседник. – Жалко, конечно, человека. Хотя, чё его жалеть, алкоголика? – Пробормотал он, уже идя к выходу.

Первый джентльмен потряс головой в надежде стать храбрее. Но это не помогло. Потёр ушибленный затылок. Встал с расстеленного на ночь ковра. Со столика в углу взял бутылку портвейна и в левую руку откусанный кусок батона, выпачканный красной икрой. Какие теперь церемонии.

Даже болтая на диване о всякой всячине, они ссорились. Из-за её болтовни, из-за его сарказма. Он шепнул ей на ушко с золотой серёжкой: «Тебе бы художником родится». Хотя они вместе учились в художественной школе.

– Да видно не судьба. Чёрное пианино не вписывается интерьер твоей комнаты позднего советского периода. Обои цвета списанной литературы, мебель тона скисшей клубники. Вот если бы каким-то чудом поставить старинный клавесин, такой с причудливой резьбой, чтобы сохранился натуральный цвет дерева. Жаль органчик не влезет. – Он молчал.

– Смотри, обложка как у старинного фолианта, только лапки-застёжки не хватает. – Никакого ответа.

– Кошку твою откормить как корову и плавать выучить. – Удалось зацепить за живое.

– Фантастика. А что в этом хорошего?

– Ха-ха-ха! На Амазонке плавает чёрно-белое животное, почти бегемот, сапгир называется.

– Не помню.

– Ну и что? А оно есть.

После прогулки, Николай Канибута подхватил прозвище от уголовников «Ныч», послали на обязательные работы. Первый снег на воротах лёг толстыми слоями. Он подошёл к замку с цепями, крепко схватился за него и встряхнул от души. Задание выполнено, выпросил сигарету у охранника, стоявшего у ворот снаружи, прикурил. Спросил, когда будут свидания.

– Завтра. – Никак не дождёшься, что ли? Ты же полумесяц, как там говорят, верно?

Потом ему вручили лопату, чтобы легла ровная дорожка из воли в корпус. Холодок бежал за ворот.

Ночь в камере выдалась полезной для здоровья и очень короткой. После завтрака и работ Колинз уже сидел, любуясь испорченной стенкой. Жевал с аппетитом пастилу, купленную на базаре и принесённую мамой. Печка горела ровно, перестала навязчиво трещать внутренностями. Температура внутри поддерживалась на уровне улицы.

Колинз сбросил липкое одеяло и добавил новую картинку. Толстый морж на санках погонял в упряжке весёлого жителя Чукотского автономного округа. Несколькими штрихами вокруг он обозначил быстрый рост снежного покрова. Просторы камеры могли вместить ещё несколько уникальных рисунка. Николаич с радостью сообщил, что три последних дня срока узник своими руками приведёт помещение обратно в божеский вид.

Через пять дней бородатый мальчик испытал катарсис. Два совка с горкой ушло. Перемазался весь, костяшки пальцев покарябал, а зато портрет достойный. Старое, благонамеренное лицо с бородавкой, при кепи с привешенной на губу дымящейся папиросой.

– Где же ты такую образину выкопал, а Ныч? – Вопрос был похож на тот, который задают журналисту в неформальных интервью. Для ушей Колинза, по крайней мере.

– Чё-то и я думаю, где мог его видеть раньше?

До самых потёмок обсуждали, но не вспомнили. А утром шестого дня притащили телевизор.

От мужского лица. Болит. Опять по заведённому сценарию с понедельника на пятницу. Голова уже пухнет. По дому у неё бегает братишка младший, белобрысый. И вот чем кончилась защита милейшего создания от криков и шлепков, за пролитую тушь на покрашенный и высохший только-только подоконник.

– Так, ага, явное предпочтение блондинок! О, джентльмены! Это твоя защита неспроста. Вымажу горшок Белобрысика изнутри гудроном, подарю на день рожденья и снаружи красным подпись «цилиндр». И сердечко! – Тряпка посудная чуть не повредила глаз.

– Дичь какая! – Нашёл какие-то слова в ответ. Тут же, не сходя с места, были перечислены все известные миру женщины, окрашенные и рождённые со светлыми волосами. Их дурные привычки, капризы и скрытые недостатки. Моя улыбка снисхождения спустила лавину новых эмоций. Она вновь подыскивала мне жену среди круга общих знакомых.