Рина Рисункова - Ледник

В дверь постучались. Я в каком-то аффекте открыла. На пороге стоял немного сгорбленный мужчина в буденовке черного цвета с желтой нашивкой.

– Вы спекулируете?

– Я? Что?

– Ну, того… самого… Маклачите?

– Как ваше имя? – мне нужно было как-то к нему обращаться.

– Чье? Мое? А… А зачем вам! Вы из службы? Я… Так я тоже!.. Я как проверка! Проверяю… тоже… – мужчина запинался, потел и побелел. Я уже забеспокоилась, что он вот-вот даст дубу.

– Послушайте, гражданин, по всем вопросам приходите в часы приема после шести. А пока – всего доброго.

Я закрыла дверь. Я была уверенна, что он еще стоит под дверью, белый и мокрый.

Прилечь бы. Может попросить одеяло у девушки? У нее наверняка найдется какая-нибудь тряпка в этой куче хлама. Я вышла из комнаты. Спекулянт сидел под дверью. Весь съежился.

– Только не бейте. – вымолил он.

– Да зачем это мне?

Дверь соседки была также раскрыта, я постучалась в наличник.

– Ты пришла! – девушка радостно воскликнула. – садись ко мне! Я смотрю…

– Я могу попросить тебя дать мне на время одеяло? В моей комнате нет даже матраса. Могу заплатить.

Из ниоткуда возникла старуха. Протягивает одеяло.

– Пять юнит!

– Бросьте, я ей бесплатно дам. И подушку. Можешь взять два одеяла, на одном спи, другим укройся.

Девушка зарылась в шкафу. Бабка ретировалась.

Я легла прямо в одежде. Постель отдавала ветхим, нечистым букетом. Но я слишком устала и быстро заснула.

Под окном кто-то кряхтел. Сначала я думала поросенок, но он чихнул, мужчина значит. Я снова провалилась в сон.

Под окном кто-то начал копать. В нос ударил дурной запах лука. Я открыла глаза, в комнате во всю стоял табачный запашок. Выглянула в окно, точно, роют. Два мужчины, а нет, в кустах еще один. Да тут их много, похожи на бригаду. Да и правда, строители. Час ночи. Я закрыла окно и ставни. Стало темно. Все равно слышны шебуршания. Я кое как все же заснула.

Три ночи, боже мой! Музыку включили. Причем самую мерзопакостную: «…ты для меня царица, я подарю тебе цветы, ты подаришь мне сынишку, я одарю тебя любовью, о моя царица…» Рабочие с ума посходили что ли! Я открыла окно.

– Простите… прошу прощения!

На меня не обращали внимания. Я закрылась одеялом. Уснула все же.

Четыре утра, под окном ржут лошади. Ну это уже действительно смешно.

Так, я просыпалась каждый час. Под утро я окончательно сломалась и больше не шевелилась.

– Есть мне хотелось безумно, но спросоне я слегка подтормаживала. Да и сознаваться как-то неловко, ведь предложит чего.

– А ну пошли ко мне. Питаться будешь.

Я поблагодарила женщину и извинилась, что не могу зайти к ней, мол сначала душ и все такое, но Етлая не отцеплялась.

– Иди умойся, я подожду, – она потянула меня к мойке, – и пошли.

Я честно сказать, была рада ее настойчивости. Я умыла лицо и поплелась за женщиной.

У Етлаи была темная прихожая, но светлая гостиная. Чуть морозная, от этого казалась свежей. Белая кружевная скатерть. Полевые цветы в вазе. Она поставила передо мной тарелку с ватрушками, налила чай и уселась напротив, видимо чтобы следить затем как я ем.

– Ешь.

– Почему вы меня кормите?

– Не поняла.

Я тоже не поняла, что в моем вопросе было двусмысленного, переспрашивать не стала.

– И чего собираешься делать?

– Ну пока я ем ватрушку. Потом пройдусь, осмотрю город.

– Ну. Город у нас сам по себе красивый, но загаженный.

Я удивилась.

– Ох увидишь еще. Грязи тут полно. Вот Сакрама, старуха с тобой рядом…

– Что в скважину лезет?

Етлая неодобрительно посмотрела на меня. Я сконфузилась.

– Ты ее избегай. Лучше и не заговаривай. Она не моется.

– Да вы мне тоже не дали.

Я пошутила и тут же пожалела. Надо бы вести себя по тише.

– Ты откуда такая не понятливая свалилась? Долго здесь жить собираешься?

– Не знаю.

– У тебя денег нет. На работу устроиться бы.

– Да. Возможно.

– Я тебя устрою. Иначе пропадешь. – Етлая задумалась – Ты, видно ученая, вот и будешь учить Степку. Я буду платить тебе пять юнит.

– Простите, я совсем не хочу казаться грубой и неблагодарной, но я в городе всего день и большую часть проспала. Мне нужно осмотреться, я ведь даже не знаю сколько стоит хлеб.