Владимир Бердов - Кирзовая сумка

Я рассказал Ларисе о трагической судьбе местного поэта Владимира Белова. Она сочувственно жалела, что их плотный график литературных мероприятий не позволяет ей встретиться с этим человеком.

С той памятной встречи прошло почти сорок лет. Какой она теперь стала, хрупкая московская блондинка? Из публикаций знаю, что Тараканова была делегатом 17 съезда ВЛКСМ, а это, по советским меркам, тоже немалый взлет. Сегодня у Ларисы Владимировны семь поэтических книг и замечательные исследования жизнедеятельности Петра Столыпина.

Говорят, что поэты нынче ни в чести. Но это ни про ее проникновенное творчество

…Что делать мне на празднике чужом?

Помалкивать. Потягивать боржом.

И из себя глядеть, как из дупла,

и чуять наступление тепла.

В старом здании аромашевской восьмилетки поручили организовать радиоредакцию. Наспех отремонтированное помещение обставили мебелью и необходимой радиоаппаратурой, в которой я мало что понимал. До армии знал дешевенький приемник – проигрыватель «Серенада», за который мать выложила в промтоварном магазине почти месячную зарплату. Приставленный для технического обеспечения долговязый связист Женька Артемов успокоил меня и показал, как нужно щелкать магнитофонной клавиатурой.

С месяц я присматривался, прилаживался к технике звукозаписи и столько же стажировался на областном радио. Вещание планировалось проводить два раза в неделю по 15 – 30 минут. Никогда бы не подумал, что эти минуты так «прожорливы»: чтобы их заполнить, приходилось пылиться по совхозным дорогам: готовить материалы с полей и ферм, привлекать к выступлению специалистов сельского хозяйства и других направлений. В семь вечера подходили дикторы – зав. отделом культуры Лидия Петрова и звонкоголосый школьный трудовик Валентин Плесовских. Я с волнением включал тумблер, и трансляция растекалась по проводам, словно по жилам, на двадцатитысячную аудиторию района. Иногда по техническим причинам радиопередачи срывались, и идеологический куратор Тамара Николаевна Терентьева меня слегка журила.

Как-то пригласил для выступления председателя райисполкома, бывшего кротовского агронома, Стрелкова. С первых минут звукозаписи было понятно, что Михаил Александрович нечасто имел дело с микрофоном и поэтому волновался. Чтобы не смущать земляка, показал ему, где выключить магнитофон после записи, и вышел из студии. Когда через какое-то время вернулся, застал комичную картину: раскрасневшийся предрика сидел в ворохе распущенной пленки и нервно тыкал пальцами по магнитофонным кнопкам, пытаясь остановить непослушный агрегат.

Глянув на меня, он досадно психанул:

– Что это за техника?!

Я объяснил ему, что из-за нехватки пленки приходится работать на склеенной, которая в любой момент может оборваться.

На следующий день он свел меня с начальником райфинотдела Фининым и дал указание выделить на нужды радиовещания необходимую сумму. Катушками магнитной ленты я запасся на целый год. Купил приличные микрофоны, а подвернувшийся кротовский умелец Вовка Кондрюков собрал микшерную установку. Деньги еще остались, и в ведомстве Тимофея Михайловича Киргинцева пошили шторы и звукоизолирующие экраны.

Не меньший конфуз у меня был и с первым полевым радиорепортажем. В то время производственными делами славилось полеводческое звено Виктора Григорьевича Горлова. Его постоянно осаждали местные и заезжие корреспонденты. Перед человеком с блокнотом он чувствовал себя уверенно – сколько их перебывало! Но когда впервые поднес к его обветренному лицу головку микрофона, он оробел, заволновался и ничего, кроме «пыков» и «мыков», вперемешку с глубокими вздохами и покашливаниями, записать не удалось. Намучив знатного звеньевого, с третьего или четвертого дубля репортаж на фоне рокочущей техники все же удалось сделать. Смонтированный при помощи ножниц, материал прозвучал и даже получил какие-то вдохновляющие отклики начальства. Со временем Горлов привык к микрофону – ликбез давал результаты, и мы смело выходили на тюменский областной радиоэфир. А репортажи с «заплатками» еще долго помнились.

Анкетирования среди радиослушателей никогда не проводилось, и я не знал, говоря по-современному, рейтинга своих передач. Но однажды все же поэкспериментировал, и в одной из них объявил о концерте по заявкам ко дню 8 марта. К моему удивлению, пришло около пятисот писем. Целый день я их распечатывал и рассортировывал. Из нескольких безымянных конвертов с волнением прочитал любовные признания. Вот тебе и рейтинг! Я точно знал, что моими неизменными и постоянными слушателями были родственники, друзья, соседи, герои передач и, конечно же, райкомовские кураторы. Двоюродные братья прозвали меня «Горит Аромашево» – так с проглоченным слогом звучало вечернее приветствие. В минуты местного вещания они, похихикивая, теснились у репродуктора и после передачи делали мне технические замечания, о которых я и сам знал.