Леонид Бойко - Метаморфоза Германа Хаски. СОМНИЯ

Муки продолжались до тех пор, пока скребущийся шум не начал медленно угасать, а яркий свет, после которого, казалось, можно было ослепнуть, отступал и затухал вдали, точно солнце плавно садилось за мыслимый горизонт. Когда стемнело окончательно, силы вернулись ко мне и я смог снять этот жуткий шлем, терзающий меня на протяжении этого нескончаемого времени. Меня пробила дрожь, стоило мне откинуть его подальше от себя, испытывая как гнев на своего товарища, так и тень панического страха, угнетенного состояния, в котором я пребывал еще какое-то время, стараясь взять себя под контроль.

– Ты настоящий Дьявол! – закричал я, собираясь с силами для того, чтобы встать с «Марии».

– Герман, друг мой, расскажи, что ты видел? – сказал он, копаясь в дымящихся деталях своего творения. – Опиши мне детали происходящего, я должен записать это в журнал…

– Ты чуть не убил меня! Как ты смеешь так издеваться над людьми?! – гневно пыхтел я, с трудом поднимаясь на ноги. Зрение постепенно возвращалось ко мне, но в первые секунды после прекращения эксперимента все вокруг расплывалось в едином масляном взгляде, сливаясь между собой. – Почему идет дым? Что я видел? Я словно оказался вплотную к раскаленной звезде, ослепляющей меня, доводя до ужаса.

– У нас… В самом конце сгорела батарея, и запись прервалась на девяносто восьми процентах. Я полагаю, я плохо закрепил правый резистор. Но первое испытание пройдено, как мне показалось, успешно. Два процента твоего сознания упущено, но… после восстановления «Марии» можно будет повторить эксперимент.

– Первое испытание? – удивился я. – Ты думаешь, я позволю тебе обречь меня на дальнейшие муки вновь? Ты хоть представляешь, насколько это было больно? – я старался уловить его фигуру в темном помещении, но фокус зрачка давал сбои, отдавая колющей болью. – Мое зрение…

– Твое зрение вернется к тебе в течение нескольких минут, а пока закрой глаза и старайся не напрягаться. Мы должны продолжить, записать полный цикл твоего сознания для дальнейшего его воспроизведения! Герман, представь, что треть мозаики безнадежно упущена. Мы должны…

– Да ты чуть не убил меня на этой машине! – злобно перебил я его. – Боюсь, я не смогу и дальше быть твоим подопытным ассистентом, жизнь которого в любой момент может оборваться в ходе безрассудного опыта над сознанием… Это невозможно, и ты сам это знаешь. Цифровизировать сознание, человеческое «я» – лишь плод для фантазии, сказка!.. – сказал я, направляясь к выходу. Тогда я был полностью разочарован этим экспериментом и успел пожалеть, что пытался помочь своему давнему приятелю.

– Герман, постой! Куда же ты? – Тесла старался остановить меня, но было поздно. – Мы отсняли только девяносто восемь процентов твоего мозга… Я не знаю, как продолжить работу без полноценного сохранения… – рассеянно проговорил он, задумчиво рассуждая о доводах продолжения эксперимента. – Герман, постой…

– Оставь их себе, приятно было увидеть тебя, – сказал я, хлопнув тяжелой входной дверью его квартиры.

***

События, следующие далее, я помню не отчетливо, точно позабытый фильм ушедшей молодости. Но упустить их было бы ошибкой. Я пишу свой рассказ спустя множество ушедших лет, опираясь на новостные заметки, устарелые записи наблюдений, интервью очевидцев. Для полноценности повествования я позволю себе внести нотки фантазии, сопоставленные с реальными факторами того вечера, о котором и пойдет речь, позволяя читателю доподлинно представлять мою дальнейшую судьбу.

Стоило мне переступить порог его дома, сколько бы Тесла ни кричал мне вслед, стараясь остановить меня, тогда я был в полной уверенности и разочаровании, что бесцельно потратил свой выходной день. Мне казалось, что машина, способная скопировать мой мозг, словно какой-нибудь архив документов, невообразима. Сколько бы я ни пытался тогда перестать думать о своем приятеле, вспоминая все дурные слова, которые лезли в мою голову, все мысли были именно о Тесле и его «Марии», машине, благодаря которой мой рассказ и повествование дальнейшей судьбы Германа Хаски возможна.

Ожидая городской транспорт на ближайшей остановке, всматриваясь в каждый проезжающий автобус в нужном для меня направлении, я взвешивал целесообразность эксперимента, стараясь как можно объективнее подойти к оценке состоятельности этого опыта. С какой-то стороны, думалось мне тогда, информационная эра, царящая вокруг, точно властная императрица, проникающая в каждые темные уголки Земли, прогресс в которых течет в более медленном ритме, могла бы подарить человечеству возможность на бессмертие как апогей технического прогресса, несопоставимую с ближайшими открытиями. Но мысль о господстве над собственной судьбой, отмерянной человеческим пределом, едва ли достигающим сотню лет, казалась для меня пределом всяческих наивных грез, неосуществимыми мечтами.