Михаил Черкасский - Портреты

Для того, чтобы заработать хоть какое-то имячко, надо было мелькать (тусоваться) если не в Ленинграде, то уж в Москве. Но тут уж мне стало не до литературных мечтаний: мы с надеждой ожидали позднего нашего ребенка. И надо было искать хоть какую-нибудь газетную службу.

Не помню, кто надоумил меня сунуться со своим рассказом в элитное литературное объединение при издательстве «Советский писатель». И неожиданно меня приняли туда в число нескольких «подающих надежды». Приняли за небольшой рассказ. Позднее из этого семечка вырастет подсолнух: повесть «Доисторическая любовь». А тогда газетная поденщина и сладостное помрачение запоздалого родителя оставляли не много времени для литературных упражнений. Но главное таилось все же в другом: я был пуст, и пройдет еще года два, когда я начну дрейфовать от стихов к прозе. Первое мое рукоделие назвать рассказами можно было лишь с сильного похмела, а вот очерками – законно. И странно, что вскоре появились два настоящих рассказа. Но потом обрушилось горе, и семь лет я писал книгу о дочери. И все же иногда не мог удержать неожиданных критических позывов. Старейшиной в этом бомжатнике признан «Хемингуэй», так что с него и начнем.

Хочу заранее извиниться перед читателями за повторения, которые могут встретиться в разных статьях. Часто интервал между ними в 20—30 лет; да еще это не книжка, а рукопись, которую неряхе бывает очень трудно найти в залежах других текстов, – поэтому, пожалуйста, будьте немножечко снисходительней.

Предисловие 2018 года

Эту вещь я написал очень давно. И совершенно неожиданно для себя самого. Было это в далеком 1969 году. Не прошло и полугода, как мы потеряли нашу единственную дочь, и я начал писать книгу о ней. Вернее, не писать, а лепить все подряд, что спеклось и нестерпимо саднило в груди. Уже была стопка первых страниц, как вдруг я оторвался и на целый месяц заблудился в этой статье.

Вышло так. Вдова Хемингуэя опубликовала его последний роман «Острова в океане». Начиная примерно с середины прошлого, двадцатого века, долгое время не было в Советском союзе популярнее писателей, чем Хемингуэй и Ремарк. Теплолюбивые герои советских литераторов жили в аквариуме соцреализма, где вода замерзала при плюс десяти. А вот персонажи двух этих писателей беспрепятственно шныряли по свету и делали все, что хотели. И если героям советских романов дозволялось совершать трудовые подвиги в шахтерском забое, у станка либо на колхозной ниве, – то уж те зарубежные могли делать все, что угодно. Хоть за стойкой бара, хоть в постели, в общем, где и как им заблагорассудится. Ибо они были свободны. А наши… Да что уж говорить о редакторах-цензорах, если автор сам урезонивал своего строптивого героя: Вася, ну, куда ты, обалдуй, лезешь? Угомонись, а то пипку подрежут, и куда же ты, такой кошерный, ткнешься, если кругом антисемиты.

А те… стоило лишь прочесть у Ремарка, что они пили какой-то кальвадос, как душа обмирала: вот собаки, живут. И переводчик не спешил объяснить, что это всего-навсего яблочная водяра. А уж такого добра (пусть не яблочного, а сивушного) у нас самих было «навалом».

Конечно, они были разные – Ремарк и Хемингуэй. Первый все же казался понятнее нам. Пусть герои его потягивают свой кальвадос, а мы что, рыжие, и ничего не умеем. А уж их разговоры – да это же просто смешно: заглянули бы на кухню почти в любом городском доме и услышали бы такое, чего никогда не «выпустят в свет». Ну, что еще у него? Любовь? Да, молодец, что обходится без подробностей. Потому что у каждой парочки найдутся иной раз такие подробности, от которых неграмотный семьянин может впасть в уныние. А уж это, говорят люди верующие, большой грех. Так что Ремарк ничем таким уж заморским и не ошеломил нас.

А вот Хемингуэй… О-о!.. Охотник! Да не на бедненьких уточек, а на антилоп и – вы не поверите – на самих носорогов. Рыбак! И не где-то на какой-нибудь Клязьме, а в океане. На большом катере. Вон он стоит на палубе, а сзади подвешены четыре (!) туши редкой меч-рыбы. И каждый из этих марлинов весит килограмм двести. А рядом с мужем стоит жердь – нескладная и костлявая, но богатенькая жена, и поэтому она так аппетитно смотрится на фоне огромных рыбин. А как он описывает бой быков. Что мы знаем об этом, кроме арии тореадора из оперы «Кармен». А он все видел. И не раз. Может, ему самому тоже хотелось выйти на арену, но это нам не известно.