Андрей Брыксенков - Красная омега. Часть третья - Отбой «ОМЕГИ»

Используя свою рубашку и рубашку, снятую с деда, танкист остановил кровотечение на плече товарища и крепко замотал рану тряпьем. Пулевое отверстие на спине он прикрыл широкими листьями мать-и-мачехи и стянул торс подводника тугой повязкой.

Закончив труд санитара, танкист стал устраивать своих несчастных товарищей на борту «тридцатичетверки». Павла Леонтьевича он опустил в боевое отделение, предварительно освободив пол от кирпичного мусора и устлав железо еловыми ветками. А тело деда Сергея танкист закрепил с помощью электропровода снаружи танка, вдоль левого борта. Константин Викентьевич спешил, Он хотел как можно скорее передать подводника в руки медиков.

Танк нервно лавируя между стволами деревьев, держал курс на восток, в сторону «Дороги жизни», но из-за различных лесных препятствий продвигался вперед очень медленно. Танкист вел машину, а душу его терзали сомнения: как далеко до «Дороги жизни» и найдет ли он её; проходима ли эта дорога для танка, ведь за полвека она наверняка заросла деревьями?

Широкая просека появилась очень скоро. Очевидно, лесники за «Дорогой жизни» ухаживали. Посреди неё, уже заросшей довольно высоким лесом, пролегала чистая от серьезных зарослей трасса, по которой танк мог свободно передвигаться.

Обрадовавшись, танкист увеличил скорость машины, и танк, плавно покачиваясь на оплывших пнях, устремился в сторону железной дороги.

Константин Викентьевич вел танк и мучительно корил себя за то, что он устроил возню с этим плавающим танком. Не задержись они на день, и все были бы живы и здоровы. И еще он недоумевал, откуда взялись в лесу эти два бандита, и с какой стати они открыли стрельбу.

«Ответы на эти вопросы частично даст подводник, если дотянет до врачей и выживет, – решил танкист. – Ну, а полную картину воспроизведут те, кому это положено по долгу службы».

Не только Барсукова, не только камарцев, но и всех простых людей, граждан бывшего СССР, изнурял вязкий вопрос: «Почему так неожиданно и мгновенно расстались коммунисты с властью, отдав её демократам без какого-либо сопротивления?» На самом же деле никакой неожиданности и мгновенности не существовало. Просто граждане не знали, что распаду социалистической системы предшествовала активная подковерная деятельность, которая началась еще во времена великого Бровеносца.

Когда Александр Иванович, собирая в лесу чернику, беседовал с Барсуковым на эту тему, то он предположил, что распаду комсистемы способствовало циничное предательство партапаратчиков. Надо отдать должное проницательности коммунмашевского пропагандиста. Он очень близко подошел к истине. Но и Барсуков был не промах, подозревая, что без КГБ в этом деле не обошлось.

Заговор твердел. Причем твердел здорово.

Рыхлый прежде конгломерат предельно настороженных, сильно озабоченных критиканов существующей в стране власти, наконец, трансформировался в крепкое сообщество решительных и энергичных единомышленников. Перед ними ясно маячила высокая цель. Они осознавали задачи, которые нужно было решить для достижения этой цели, и им были известны способы преодоления предстоящих сложностей.

Конечно, можно недоуменно разводить руками и удивляться тому, что в исключительно ответственной среде очень сдержанных, осмотрительных, не склонных к откровениям людей, какими были чекисты, составился антиправительственный заговор. И не только составился, но и созрел невероятно быстро.

Но недоумевать и жестикулировать, право, не строит, так как для ускоренного развития мятежного процесса имелся некий мощный фактор, игравший роль катализатора.

Сначала-то это был вовсе и не катализатор, а, так, смутный, неприятный намек, далекое видение вообще-то возможной, но нелепой и неправдоподобной катастрофы. Однако со временем тревожный фантом приобретал все более реальные, осязаемые черты, неуклонно материализуясь в мрачно надвигающийся катаклизм, кошмарной сутью которого являлся крах «могучего и нерушимого» Союза Советских Социалистических Республик.

Вот это-то апокалиптическое видение и всплывало, отчетливей, чем у кого-либо, в сознании кэгэбэшников, вот оно-то и действовало, как катализатор. И не мудрено, что именно офицеры КГБ буквально всей своей кожей ощущали надвигающееся бедствие. Ведь они были наиболее осведомленными гражданами и, в отличии от основной массы советского народа, достоверно знали о бедственном состоянии советской экономики, о трудно преодолимой отсталости промышленности и сельского хозяйства, о слабой дееспособности политической системы.