Андрей Брыксенков - Красная омега. Часть третья - Отбой «ОМЕГИ»

И началась в Вооруженных силах преступная, как казалось многим, катавасия. Началось массовое списание и уничтожение боевой техники, а параллельно с уничтожением и списанием материальной части началось резкое сокращение численности личного состава

Газетчики с удовольствием живописали, как списанные танки пашут в колхозах землю, как могучие военные тягачи подвозят к молокозаводам батареи бидонов с молоком. При этом они не озадачивались вопросом, во что должна обойтись колхозу эксплуатация такой махины, как современный танк.

Чистой воды наслаждение испытывали журналисты (почему то им не нравились офицеры), сообщая о том, как табуны капитанов, майоров прилежно осваивают профессии свинарей, дояров, слесарей, сварщиков. По причине своей недалекости не понимали журналисты, что подобными радостными сообщениями они выставляют страну в очень невыгодном свете. В разных там Америках отставные офицеры приглашаются фирмами, компаниями на престижные руководящие должности, а нашим майорам доверяют лишь поросячий навоз убирать.

Понятно, что вместе со всеми Вооруженными силами активно разоружался и Черноморский флот. Лейтенант Барсуков с небольшой

группой матросов направлялся к автобусной остановке, чтобы добраться до Угольной стенки, где стоял подготавливаемый к разделке крейсер «Адмирал Нахимов». Командир БЧ-5 послал их туда с наказом разжиться кой-какими приборами и прокладочно-уплотнительными материалами. Бок о бок с ними, по бурой степи урчали два гусеничных тягача. Они медленно волокли прямо по грунту толстенные орудийные стволы, извлеченные из башен разоружаемой батареи береговой обороны. Стволы, скользя по металлическим включениям, оставшимся в земле со времен войны, издавали резкие, пронзительные визги. Под эти стенания моряки погрузились в полупустой рейсовый автобус и поехали в город.

Крейсер стоял с небольшим креном на правый борт, над которым возвышалась стрела плавучего подъемного крана, с качающейся на тросах носовой орудийной башней, только что оторванной от палубы крейсера.

Взбежав по трапу на борт корабля Барсуков привычно бросил правую руку к фуражке, хотя, как он сразу понял, приветствовать было нечего: флаг корабля был давно и навсегда спущен. Поползав по низам, вороновцы поживились немногим: тут уже до них хорошо поработали механики с ближайших к раскуроченному крейсеру кораблей.

На «Нахимове» Барсуков встретил двух своих однокашников. Они тоже прибыли на крейсер за поживой. Обрадованные встречей, лейтенанты стояли на баке у обреза, дымили сигаретами и жарко обсуждали происходящее на флоте очевидное безобразие. Особенную горечь вызвала у них новость о том, что на Николаевском судостроительном заводе началась резка уже готовых на 70—85% современных боевых кораблей.

Лейтенанты-механики после бурного обмена мнениями, в конце концов, пришли к одному решению: уничтожение кораблей – очередная дурь Хрущева, и этой дури, в силу природного жополизства, не препятствуют высокопоставленные флотские чины.

Наблюдая всесоюзный военный погром, недоумевал не только флот, недоумевала вся армия и не только советская, но и зарубежная. Военные специалисты Запада никак не могли понять, в чем суть развернувшейся в России кампании по уничтожению новейшей военной техники, что стоит за этими совершенно не объяснимыми действиями.

Западные журналисты на каждой пресс-коференции с участием Хрущева, непременно, в разной форме задавали ему один и тот же вопрос: «Чем будет защищаться Россия в случае нападения на неё врагов?». Хрущеву приходилось каждый раз многословно повествовать о ракетно-ядерном щите, прикрывающем СССР.

Поскольку ему никто не верил, так как было хорошо известно, что ракет у русских вояк еще очень мало и они, эти ракеты, далеки от совершенства, то есть никакого советского ракетно-ядерного щита не существует, то вопросы сыпались вновь и вновь.

Как-то на одной из встреч Хрущева с корреспондентами, те умаяли советского лидера и он в запальчивости выдал:

– Нам не нужны ни пушки, ни танки; ни корабли, ни самолеты. У нас есть «Голубая линия»!

По взметнувшимся глазам репортеров Хрущев сразу же осознал, что он ляпнул то, о чем ляпать, особенно после чилийского землетрясения, было категорически нельзя. Но, увы, птичка вылетела!