Вагон раскачивало. Сытый Яшка засыпал. Но одна мысль его всё же тревожила.
– Слышь, Лис… А на Кавказе же… Там еще война… И вообще. Как деды встретят. Не боишься ты?
– Ну есть чуток, – Лис помолчал немного и продолжил еле слышно:
– Главное – разуть пошире уши и глаза, впитывать всё, что делают, говорят. Смотреть, как надо и как не надо. Выучить Устав и понять правила игры. Тогда можно будет начать выигрывать… Если ровня полезет – тогда драться. Сразу. Если старшие – терпеть и продолжать осваивать особенности выживания. Главное – не давать гнобить себя тайком. Скандал – так скандал. И не крысятничать, конечно. Прорвёмся, Яшка. Ты в рожу дать сможешь?
– Рукопашкой немного занимался…
– Во. Значит, точно прорвёмся. Теперь нас двое.
Сквозь морок сна Яшке мерещились бороды моджахедов в седых и острых горах… Прикольный Лис этот. Запасливый, толковый, всё-то знает, всё-то у него есть… Умеет с комфортом устроиться. Откуда он сам… Забыл спросить…
Поезд вспарывал темноту ночи и нёсся всё ближе, ближе к горным вершинам. До самого неба. И стремглав вниз. Нёс во чреве новые жертвы богу войны. И двух улыбающихся во сне мальчишек.
* * *
С тех пор они всё делили на двоих: и насмешки сослуживцев, и безразличие командиров, и осеннюю грязь, в которой порой увязали по уши, и припрятанную из сухого пайка банку сгущёнки, и крохотный чинарик, звёздочкой горевший в темноте ноябрьской холодной ночи… Их было двое, и это помогло им выжить, не загнуться на больничной койке от дизентерии, не остаться на дне бесконечного окопа, не упасть в горное ущелье, не быть забитыми на учениях по армейской рукопашке, избежать шальных пуль на полигоне… Лис и Чайка были в одной связке, и тяготы военной службы не сломили их.
А когда Лис решил остаться служить по контракту, Яшка, не сомневаясь ни секунды, заявил, что останется тоже, ведь ему всё равно некуда возвращаться, заявил, запрятав где-то в глубине потемневших глаз тоску по голубому волжскому простору и цветущим липам.
Так разведгруппа спецназа пополнилась не одним, а двумя бойцами. Надо признать, им не было равных. Лис и Чайка не провалили ни одного задания, работая плечом к плечу, поодиночке они не существовали, напрочь забывали о себе, думая только о поставленной задаче. Им не требовались переговорные устройства – они умели понимать и чувствовать друг друга без слов, что делало их тандем практически неуязвимым. Яшка-снайпер стрелял. Лис прикрывал.
Даже сны они видели одинаковые – то беспросветно-серые, то кроваво-бурые, полные криков, стонов, взрывов и боли, то бесконечно-светлые, ласковые, как блики на воде матушки Волги, качающей на руках своих сыновей – Лёньку и Яшку.
Группу спецназа снова куда-то перекидывали. Машина плавилась от жары, бойко подпрыгивала на рельефной местности. Сквозь разорванный брезент виднелось голубое небо, мелькали в полосах яркого света цветущие деревья. Воткнув один наушник старенького плеера, Чайкин слушал чьё-то лиричное завывание и мечтал. Мечты, как мухи, крутились вокруг ласковой блондинки, мягкой постели и холодной окрошки. Глядя на Яшкину отрешенно-блаженную физиономию, Лёнька не стал отказывать себе в удовольствии вывести друга из зоны комфорта. У него было такое хобби – расширять кругозор Чайки и крушить иллюзии направо и налево.
– Яшка, ты когда-нибудь думал, сколько времени мы реально живем?
– Чё? – Яшка потянул наушник вниз.
– Ну, типа сколько времени мы проводим здесь и сейчас, не отвлекаясь на мысли о прошлом или будущем?
– Эм…
– Ты, к примеру, сейчас мыслями где был? Хотя ладно, не отвечай, по слюням вижу. В общем, не здесь, а в будущем, которое, может, никогда не наступит. Или в прошлом, которого уже нет. И так всю жизнь – то планы человек строит, то вспоминает о чём-то. Не живёт на самом деле. А только думает, что живёт. Раз его вымышленная реальность от настоящей отличается, то и счастливым он никогда не станет – всё будет счастья ждать.
– А мне норм, – Яшка собрался воткнуть наушник обратно.
– Ага, но когда ты почуешь, что реальность не совпадает с мечтами, ты будешь ныть, что никого у тебя на белом свете нету, жрать охота и жить скучно.
– И чё с этим делать?
– Буддисты говорят: «Моешь чашку – мой чашку». Это практика осознанного существования. То есть ты делаешь только то, что делаешь – ни больше, ни меньше. Весь осознанно находишься в процессе: и телом, и умом. Не витаешь в облаках. Идёшь куда-то – просто иди и смотри на дорогу. Если ешь – то хомячь и радуйся, что тебе судьба хлеб насущный послала, а не размышляй, что хотелось бы чего повкуснее. Тогда и перестанешь крутить свой клубок иллюзий, увидишь много плюсов в сиюминутной жизни.
Читать дальше