Виктор Павлов - Мастер, Елизавета и другие

Поняв, что ему не удастся их осуществить из-за противодействия царя, Никон самовольно покинул патриаршую кафедру. Он прилюдно заявил, что недостоин быть патриархом и удалился в свой любимый Воскресенский монастырь. Там и сидит до сих пор. Надо с ним разобраться окончательно: церковь уже восемь лет без патриарха, всё это сеет смуту среди церковников. «На Соборе уже законно сдерём с него патриаршую мантию», – решил Алексей Михайлович. Одно плохо: самому приходится заниматься церковной реформой, поэтому и сидит он среди этих черноризцев, слушает их ругань. Не удалось найти хорошую замену Никону, приходится всё самому да самому, – не царское это дело разбирать, как крестное знамение накладывать, да в какую сторону вокруг церкви ходить. И одних их оставить нельзя – наломают дров. Вон что патриарх антиохийский предлагает – сжечь все книги, не соответствующие их греческому канону. А как тогда проводить службы на Руси? Совсем обезумели!

– Всё, отцы святые, – Алексей Михайлович встал с трона, – довольно на сегодня. Пора от святых дел перейти к земным. Прошу в трапезную попотчеваться, чем Бог послал.

Предложение царя пришлось священнослужителям по душе. Они знали, что Бог не обижал русского царя и посылал ему хорошие яства. Бывало, обеды с боярами и гостями продолжались по несколько часов, служки успевали за это время подать до двух сотен блюд. Накал страстей сразу угас, лица подобрели, и все потянулись в соседнюю горницу, где их ожидал богато накрытый стол. Царь с ними не пошёл, ему хотелось переодеться в более простую и удобную одежду и поразмыслить самому. К тому же его отсутствие за обеденным столом покажет всем присутствующим, что царь не доволен ими. Пусть их это обеспокоит, и к вечерне пришлют своих послов узнать, в чём же состоит его немилость.

А вся его немилость в том, что он слишком долго ждёт, когда они поймут, что без царя ничего не могут, даже решать свои церковные дела. Тогда они, обессиленные в своей борьбе, приползут к нему и спросят: «Скажи, Государь, кто прав, кто виноват, куда нам русскую церковь вести?» Он же с высоты своего престола ответит: «Вы все виноваты, нет среди вас правых. А церковь русскую вы должны вести ближе к западным православным церквам, – нашим попам и русским людишкам надо уму-разуму набираться, а вам, иерархам, искать на Западе сотоварищей, с которыми можно будет Третий Рим в моём царствующем граде строить. От того, каких мне соратников в этом великом деле найдёте, и зависит, где этому Риму быть – в Москве аль в самом Царьграде!»

Но не ползут к нему иерархи, слишком сильными себя чувствуют, сами хотят всё разрешить, да удобу себе заполучить. Надо б самых неуступчивых и дюже шустрых приструнить. Вон протопоп Аввакумушка как камень стоит на своём, никак не угомонится. И в Сибирь его засылал, на самое Байкал-море, где и людей-то православных нет, одно зверьё да холода лютые – и это его не успокоило. Вернул обратно, была мыслишка его простить да под себя пристроить – так нет же, всё такой же колючий и неуступчивый. Надобно с ним ещё поговорить – не уступит, так бросить на съедение тяжкосердным шакалам из церковного Собора.

Эти мысли бродили в голове Алексея Михайловича пока прислужники снимали с него тяжёлую и неудобную порфиру и готовили лёгкую полотняную одежду, в которой он любил отдыхать перед вечерней службой и общаться с детьми да с любой своей, Марьей Ильиничной.

– Опосля вечерни приведите ко мне протопопа Аввакума, – Алексей Михайлович отдал распоряжение челяди, низко склонившейся перед ним после окончания царского переодевания. – Пусть один будет, не пущать ко мне никого, пока я с ним разговоры вести буду.

Ощущая свободу во всём теле после снятия тяжёлой торжественной царской одежды, Алексей Михайлович направился на женскую половину дворца пообщаться с женой и детьми».

У Елизаветы было много планов на предстоящий выходной день, и это ей очень нравилось. Когда день занят, то жизнь проходит полнокровно, чувствуешь себя при деле и, самое главное, нужной. Ощущение нужности для одинокого человека очень важно, тогда пропадает тоска, придавливающая все радости жизни. Женщину, подходящую к черте тридцатилетнего возраста, гнетёт мысль: если до сих пор она не нашла себе пару, то «поезд женского счастья» может уйти без неё. Бабий век недолог, не успеешь вовремя обзавестись семьёй – и всё, остаётся только помахать рукой вслед уходящему поезду. Хороших и подходящих по возрасту мужиков к этому времени разобрали, а одинокой женщине остались длинные, бессонные ночи да постельные встречи с мужчинами, ворованными на короткое время у их жён.

Читать дальше