Константин Шеметов: Вывоз мусора

– Вряд ли избавишься, – словно угадав его мысли, возразила Подравка и, притормозив, кинулась к нему. – Как же я рада! – неожиданно тихо промолвила она, и тут из её глаз потекли слёзы.

– Ну что ты, Сучка? – Гомес растерялся и лишь прижал её к себе, не зная, как быть, и полагаясь на шутку. Полагаясь на время, случай и страшась беды. «Онкология – это накопленные ошибки», – припомнил он передачу на радио «Свобода» об онкологии в России. Главная проблема рака там заключалась в поздней диагностике (больные думают, что здоровы, но вскоре умирают).

Как выяснилось, Подравка тоже была на «пикете». Накануне она убиралась у кассы и, заслышав русскую речь, упала в обморок. Была ли эта речь русской – так и неясно, но там, где она очутилась, все и впрямь говорили по-русски. А очутилась она в своём распрекрасном Чадыр-Лунге. Сучка стояла на площади у памятника Ильичу – полная ужаса и с табличкой «Русские, вон!». Подобно Тони в Москве, её арестовали и изнасиловали, но не шваброй, как Гомеса, а айподом с записями популярных российских исполнителей. «Путинские шестёрки, блядь!» – выругалась Сучка, и точно: плеер содержал не менее тысячи треков – от Валерии до неизлечимо больного Иосифа Кобзона (певца и депутата нижней палаты).

– Вся их палата неизлечимо больна, – заключила Подравка и в который раз уже прильнула к Антонио.

Хотя бы вернулась, утешал себя Гомес.

Значит, он не один такой. Вот и Сучка – она ведь тоже, будучи в своей Гагаузии, старалась не высовываться. В Чадыр-Лунге власть давно уже взяли колорады, и если формально автономией руководил очередной башкан (из местных), то на деле он не просто слушал Валерию с Кобзоном, а являлся их ярым поклонником.

В данный момент таким башканом была некто Ирина Влах – идейная коммунистка, почитательница Путина и сторонница интеграции с РФ. Она осуждала Евромайдан, приветствовала захват Крыма и сочувствовала украинским сепаратистам. Да и как не сочувствовать? Гагаузы и сами были сепаратисты. 98 % избирателей автономии являлись противниками ЕС и мечтали о Таможенном союзе.

Референдум, правда, был незаконным, но кто помыслит теперь о законе в русскоязычном сообществе?

– Никто, – отозвалась Подравка.

Вот и она, зная о таком положении, старалась не высовываться. В сущности, это и был её максимальный протест – она замкнулась, а когда башканом стала Влах, попросту сбежала. Присоединение к России Смешту воспринимала как плен. Она и без того чувствовала себя в плену (спасибо, не надо), так что хватит с неё советской эстетики. Оказалось – нет. «Эстетика» не отпускала, и «одиночный пикет» был тому подтверждением.

Уборщица и дворник подобрались к самому океану. Погода испортилась. Пошёл дождь, и вся картина вдруг переменилась. Волны накатывали всё с большей силой, они взрывались, и за их грохотом уже не слышались ни дождь, ни геликоптер в небе, и не запах пляжа теперь являлся источником сенсорной перегрузки, а интерференция летучих соединений морского дна.

Русская речь у кассы, впрочем, не всё. Подравка призналась, что добавила в пылесос немного VAX (шампунь для моющих пылесосов), а на этот VAX у неё аллергия. И снова вонь – из-за этой вони, подозревал Гомес, Смешту вполне могла потерять сознание, отсюда и кошмарный сон с пикетом в Чадыр-Лунге. Весьма наивное предположение, но не в русской же речи искать разгадку. К тому же и он, когда заглядывал в мусорку, не слышал никакой русской речи, а ощущал лишь вонь. Можно сказать, вонищу (сильную и нестерпимую). Интересно, привыкнет ли он к ней?

Можно ли вообще привыкнуть к вони? На какое-то время – да. Но в целом система обоняния устроена так, чтобы обеспечить человеку максимальную возможность для определения опасности. За редким исключением, правда. К примеру, люди весьма скоро перестают ощущать запах сероводорода – отсюда и частые смерти в нефтяной и газовой промышленности. В целом же, механизм привыкания к запахам (как и вообще механизм привыкания к чему-либо) далеко не изучен.

Да и как понять – привык ты или приспособился? Нельзя же привыкнуть к концлагерю, скажем, болезни или к смерти любимой – зато можно приспособиться. И наоборот – человек с лёгкостью привыкает к комфорту, деньгам или даже к унижению (если унижение сулит деньги и так далее, включая комфорт). В данном контексте сульфид водорода – как гибридная война: сначала он парализует обонятельный нерв, вам кажется, что всё в порядке, но вскоре вы умираете. Понапрасну и совершенно бесславной смертью донецкого сепаратиста, заключил Тони, так и не решив, что лучше (насчёт вони) – привыкнуть или приспособиться.