Артем Малышев - Lingva Franka

– Вы из Гоминьдан? Это была облава? Меня взяли по ошибке. Я не при чем.

Хотя никто не отвечал, Фостера осенило от своих же слов. Солдаты настолько перепугали его, переполошили страхи, которые уже никуда не денутся из памяти, что самая очевидная причина не пришла в голову.

Конечно же – власть подметает остатки мусора гражданской войны. Наверняка на каждого из этих бедняг донесли. И сейчас Фостер сидит с бывшими полицейскими, солдатами, женами, друзьями сторонников традиционной власти, которая борется с коммунистами, но вот-вот проиграет, и теперь ее представители хотят смешаться с толпой.

Значит, с Фостером действительно произошло недоразумение. Скоро он все объяснит и его отпустят.

– Кто-нибудь знает, куда нас везут? – не умолкал он.

Люди молчали.

– Вы… китаец? – спросил Фостер у соседа, но ответная речь не походила ни на один из мало-мальски известных ему диалектов. Ни один звук не вызывал никаких ассоциаций. Фостер повторил вопрос, на немецком, на английском.

– Японец? – наконец спросил он тихо и осторожно, боясь кого-нибудь оскорбить. С еще большим опасением он произнес по-японски «меня зовут Фостер» – фразу сложнее вспомнить затруднялся.

– О вюрог лызеч? А жон а кунэн, – ответил некий человек откуда-то из темного угла.

– Ножю, царжа чямшц цпекзо! – крикнул кто-то еще. Затем женщина забормотала полушепотом, кузов наполнялся сюрреалистичным шумом. Когда люди смолкли, Фостер не отважился на новые вопросы.

Грузовик, судя по тряске, давно выехал за пределы Шанхая. Фостер почти взял себя в руки и убедил, что выкрутится. Он сочинил речь и прогнал ее в голове десятки раз. Он все объяснит – почтительно, с толком, с расстановкой и приветливой улыбкой расскажет, кто он такой и что здесь делает, зачем приехал в Китай.

Офицеры точно увидят чистую совесть в глазах – ведь все слова правда. Сверятся со своими бумажками, а потом извинятся. Скажут, «простите, даже в лучшие времена никто не застрахован от ошибки, а у нас тут такое творится…”. Поклонятся, посмеются. Солдаты – может те же самые – как ни в чем ни бывало отвезут его обратно в гостиницу. Ведь невозможно, просто невозможно, чтобы повторилось все, как в Германии. Не выпадает на долю одного человека один и тот же ужас два раза. Все будет хорошо.

Но предательская мысль пулей вошла Фостеру в разум – «Реальность всегда расходится с ожиданиями. Если ты что-то представил в красках, значит именно так оно никогда не случится. Лучше представь, как лежишь в свежей канаве со сломанной спиной, под двумя рядами расстрелянных и слушаешь, как на трупы сверху падает земля». Ожила картинка такая, что хочется достать из головы руками, вытрясти, как воду из ушей.

Грузовик ехал быстро, прыгал на ухабах. Иногда резко сбавлял скорость, и сердце Фостера тут же ускоряло стук. «Приехали», думал он, но грузовик объезжал преграду, снова разгонялся. Пока наконец не остановился.

Хлопнула дверь кабины. Распахнулся брезент, солнце больно вцепилось в глаза. Фостер почувствовал как чья-то рука грубо тянет его вниз. Он поддался, но все равно упал в пыль.

– Послушайте, я здесь по недоразумению. Мне нужно поговорить с офицером, – заговорил Фостер вставая. Он поднял голову и остолбенел. Солдат в громоздком резиновом костюме смотрел на него сквозь стекла противогаза, и отвечал молчаливым кивком винтовки.

Из грузовика с невнятным бормотанием, кряхтением, неразборчивой руганью вываливались перепуганные пленники. Фостер осмотрелся. У него перехватило дух, паника защипала виски, колени подкосились. Мысль, страшная как морда летучей мыши, грызла мозг – «Это снова трудовой лагерь».

***

Он стоял в вытянутой комнате, голый, кривой и сгорбленный. На тощем, сухом теле были сплошь шрамы и старые увечья. Заросшие ожоги, как растянутая рваная резина, бледные пятна на серой коже, порезы, рытвины, грубые швы. На руке татуировка с номером. Колено подрагивало от страха.

Китайцы за стеклом рассматривали его с изумлением. Безуспешно прогоняя страх Фостер попытался собрать в кучку остатки разбившейся на куски речи.

– Простите, я думаю меня забрали из гостиницы по страшному недоразумению. Я не шпион, не имею отношения к Гоминьдан. Да и приехал всего пару недель назад. Проверьте мои документы. Они остались в гостинице, все совершенно законно. Меня зо… – и тут Фостер запнулся. Английское имя, японская фамилия – страны, которых лучше не произносить рядом с китайскими солдатами. Как он мог упустить? На лбу выступил пот – я из Германии, бывший пленник трудовых лагерей СС. Жертва национал-социалистического режима, – Фостер считал, что и этого недостаточно, чтобы смыть с себя ассоциации с нацистом или шпионом, и решил, что надо обязательно уточнить, – Я не воевал за Германию, не был вашим врагом.