Владимир Ермолин - Прогулки с Чарой. Из жизни неправильного пуделя

«Съездил сейчас в Ашан, накупил продуктов на десять тысяч. Потом к приятелю, он черную икру толкает всего по 7 тысяч за баночку, люблю. Купил вот жене на 8 марта вазу богемского стекла, цветы заказал, букет привезут утром с курьером. Сверху пару тысяч и никаких забот. Удобно. Сейчас поеду Петьке, – он кивнул на бульдожку Петру, – немецкие ботиночки покупать». Попрощался с нами и пошел, потянув за поводок белобрысую упрямицу. Мы, трое пенсионеров, угрюмо рассматривали своих четвероногих босоножек. А те завороженными взглядами провожали уходящую Петру. Воцарилось молчание. И надо было бы что-то сказать для приличия, но темы не находилось. «Ладно, – сказал бывший главный техник местной ТЭЦ, а ныне пенсионер, как сам себя окрестил, „дворового масштаба“. – Пойду». Старушка колли поднялась за хозяином. «Так, о чем это мы?» – попытался я как-то реанимировать беседу, которую мы вели, когда к нам подошел хозяин Петры. «Ни о чем», – не очень вежливо ответил другой пенсионер, бывший майор-ракетчик, проживающей с женой, дочерью и малюткой-внучкой в двухкомнатной квартире. И, свистнув свою двортерьершу, удалился сердитым шагом. Мы с Чарой остались одни. «Ты любишь черную икру?» – спросил я собаку. Она перебрала лапками и что-то пискнула, в смысле – не очень. «И я не очень. Так в чем же дело?!» И пошли мы домой.

У меня над головой с утра до вечера идет рабочий процесс. Чара забилась под стол, лапами морду прикрыла. И уже не лает. Чего лаять, когда своего лая не слышишь. Судя по долбежу, сверлежу, визгу пил и мощному мату, со стапелей готовятся спускать «Гото Предестинацию», первый линейный корабль русского флота. Будь там что-то иное, ей—богу, давно бы уже поднялся туда с огнеметом. Но мысль о том, что терплю ради великого дела, утишает мою ярость и заставляет лишь сопереживать – успеют ли к 27 апреля, как установил Государь? Нынче стоим с соседом на лестничной площадке, погоду обсуждаем. Смотрю, поднимаются четверо бородатых мужиков, на плечах корабельная пушка. «Последняя, – спрашиваю, – пятьдесят восьмая?» – «Она самая, батюшка, – отвечает один, – она родимая». И посветлело у меня на сердце – скоро, значит, конец. А сосед и ухом не повел, все про похолодание талдычит. Ему-то что, не над его головой мощь Российского флота закладывается.

В твердом уме и ясной памяти, будучи ни в одном глазу, я встал на гироскутер. Уговорили ребята, с которыми по вечерам гуляем с собаками. Они так лихо носились вокруг школы, что любопытство над трезвым расчетом взяло верх. Человек не тупой, я усвоил короткий инструктаж и водрузился на доску. Сначала одной ногой, потом второй, постоял столбиком, втянув живот, и качнулся вперед… В сущности, ничего хитрого. Главное для таких, как я, не разгоняться. Чара бежала сбоку, завернув голову в мою сторону, и заполошно лаяла. Потом мы с ней долго сидели на скамейке в тихой аллее, и я переживал свои новые ощущения. Что-то подобное, наверное, испытал мой далекий предок, впервые вступив на плавающее бревно. Оказывается и так можно передвигаться! Ни по возрасту, ни по здоровью, ни по деньгам мне уже не было дороги на эту орбиту. И все же я там побывал. И к великому множеству транспортных средств, коими пользовался во всю свою жизнь – от самоката на подшипниках до атомной подводной лодки – прибавил и это чудо техники. А весь вид Чары говорил: «Ну, Вова, я уже было простилась с тобой!». Ничего, смешная собака, мы еще полетаем. Мы еще удивим старушек на скамейках. И самих себя.

Девочка Катя, хозяйка йорка Кути, рассказывает мне, какой нынче «жуткий дефицит ветеранов». А вечера мужества проводить надо. Учительница обещала даже какие-то немыслимые блага тому, кто приведет на майские участника войны. Катя не без намека добавляет, что учителя на возраст фронтовиков смотрят сквозь пальцы. А что, надеть форму, кортик нацепить, надраить значок «За дальний поход» и пойти поведать юной поросли, как топил вражеские субмарины в северных морях. Надо выручать старых друзей по собачьим прогулкам. Однако удержался. Пусть седин прибавится.

9 мая. Раннее утро. Гуляем с Чарой. Вдруг откуда-то вывалился пьяненький мужичок. Согнулся в поясном поклоне, чуть не упав, и прочувствованно сказал: «Спасибо, батя, за Победу!». Нам с Чарой понравилось.

В электричке Александров – Москва мы с женой и Чарой ехали с симпатичной молодой парой. Они старались говорить необременительно для окружающих, но все же мое чуткое ухо различило английскую речь. Нетрудно было догадаться, что наши соседи интуристы. Одежда нынче ничего не скажет, но вот некоторая робость в движениях и какая-то легкая настороженность во взгляде выдавали в них уроженцев нездешних мест. А неожиданные крики коробейников вообще заставляли их вздрагивать и панически замирать в ожидании насилия. Словом, по всему было видно, что путешествие в русской электричке было для них авантюрой, сродни приключениям в пампасах. На подходе к Москве, когда вагон заметно опустел, парочка перебралась на теневую сторону. И мы тут же обнаружили на сиденье кошелек, выпавший из заднего кармана мужчины. Не мешкая, дабы не быть заподозренным в двусмысленной нерасторопности, я взял предмет и отнес его владельцу. Мое появление было встречено едва ли не испуганным взглядом обоих чужеземцев, но, увидев кошелек, они тут же засветились радостными улыбками. Я учтиво ответил полупоклоном и вернулся на место. Когда сел, увидел, что мои случайные попутчики оба стоят и смотрят на меня все с теми же сияющими лицами. Привстав, я поклонился. Они помахали мне руками и еще какое-то время ловили наши с женой взгляды, дабы одарить благодарными улыбками. Столь преувеличенную реакцию на достаточно простое действо я объяснил Чаре тем, что по каким-то причинам от нас ждали другого – я должен был кошелек прикарманить, а Чара интуристов – покусать. Как славно, сказал я собаке, когда это в твоих силах – не оправдать недобрые ожидания.