Владимир Стасов - Еще по поводу постановки «Жизни за царя»

В новой постановке «Жизни за царя» было писано в наших газетах, с конца августа, уже несколько раз: раза два в «С.-Петербургских ведомостях» и раза три в «Голосе». Но я не боюсь снова приняться за тот же предмет. Русские оперы в продолжение стольких лет были поставлены у нас на сцене самым непозволительным образом, и перемена к лучшему случилась на наших глазах так еще недавно, что, мне кажется, непременно нужно много и много обращаться к этому делу для того, чтоб уничтожить последние остатки прежнего порядка — если они еще есть — и помочь укреплению и подъему порядка нового. Тут каждый, кто только может, должен принести свой камешек. Притом же большинство нашей публики так рассеянно, так мало привыкло, в иных случаях, сосредоточивать свое внимание, что полезно иногда бывает по нескольку раз докладывать всем: «Вот, господа! что прежде вы давно привыкли видеть — того уж больше нет! То, что вы теперь перед собой видите — это уже не старое, а новое. Не угодно ли хорошенько порассмотреть!» Это последнее обстоятельство, т. е. что многие у нас и смотрят, да не видят, именно теперь и случилось. Из каждых 50 человек, видевших «Жизнь за царя», начиная с прошлого 26 августа, наверное 40 не заметили или не знают, что теперь на Мариинской сцене декорации и костюмы новые: им кажется, что как было прежде, так и осталось. Потом другие хотя и заметили, что у них перед глазами что-то новенькое, да не обратили на это никакого особенного внимания. Спросите таких людей: что, видели вы новые костюмы в «Жизни за царя»? — Видели. — «Ну что ж, как вы их находите?» — Ничего, порядочные! (другой говорит: «Ничего, хороши!») и, после того — точка, ничего дальше не услышите. Самое большое, на что можете надеяться, это фраза такого рода: «Нельзя не отнестись сочувственно к обновлению оперы „Жизнь за царя“ несколькими новыми декорациями и костюмами, хотя и смешно сравнивать эту обновленную постановку с постановкой любой из итальянских опер, в которых роскошь проглядывает до мельчайших подробностей, между тем как теперешнюю внешность „Жизни за царя“ только что можно назвать чистенькой». Эти последние фразы всякий, кому угодно, может даже целиком прочесть в одной из петербургских газет.

Итак, вот каково было большинство суждений. Одни из числа публики вовсе ничего не заметили, другие не заметили ничего особенного, по крайней мере ничего такого, что можно было бы сравнивать с постановкой итальянских опер, — вот и все. Как не пожалеть, что не оказалось покамест никаких других результатов! После того, пожалуй, те, кто хлопотал усердно и серьезно о постановке, имели бы право сказать: «Вот и извольте хлопотать и стараться! Стоит ли трудиться! Что хочешь делай, только того и добьешься, что либо ничего не заметят, либо скажут: порядочно!»

Но мы постараемся утешить этих почтенных деятелей. Нам кажется слишком важным, чтоб они не теряли энергии, интереса; нам бы хотелось, чтоб только что начатое благое дело не заглохло, не пошло бы снова как-нибудь, а продолжалось и шло бы вперед, что дальше, то лучше. Если им уже так важно, что думает масса публики, то пусть они вспомнят, что эта масса по крайней мере не станет более упрекать распорядителей наших в том, что постановка отечественных, самостоятельных опер была до сих пор совершенно непозволительная на нашей сцене, и именно в такой степени, что о том противно вспомнить. Какие-нибудь «Лучии», «Троваторы», «Марты» и т. п., не имеющие ровно никакого значения на весах искусства, ставились тщательно, богато, великолепно, а наши талантливые, гениальные оперы должны были пресмыкаться в лохмотьях и нелепых старинных тряпках! Вот про что в последние годы толковал всякий, даже те, кому в глубине души до этого не было, в сущности, ровно никакого дела. Теперь этого уже не станут более говорить. Распорядители наши своими добрыми начинаниями зажали, наконец, рот всеобщему воплю.

Но, кроме толпы, есть люди, которые судят о хорошем и дурном не только по сравнению с итальянскими операми, но еще и без всякого подобного сравнения: у них мерило лежит в их собственном знании, понятии и вкусе, и они в состоянии определить достоинство постановки даже и в таком случае, если бы у нас не было в Петербурге не только богатой и роскошной итальянской постановки, а, пожалуй, и вовсе никакой. У нас перед глазами русский сюжет, русская опера. Что нам за дело до того, как ставятся итальянские оперы, роскошно или нероскошно? Казалось бы, дело совсем не в этом состоит.