Ольга Камашинская - На вираже судьбы

Когда пришло время выбора профессии, устроили дома семейный совет.

Дядя Гена кричал:

– Только инженером! У него такие руки и голова! Олежка технику чувствует, соображает, что к чему.

Отец, Владимир Юрьевич, убеждал сына, что нужно изучать иностранные языки. Всегда можно устроиться преподавателем или переводчиком. И, даже если попадет учителем в школу, то у мужчины-педагога перспектива вырасти до директора школы, очень велика.

Мать уговаривала Олега поступать в институт, тем более, что она будет в приемной комиссии и поможет ему попасть. Светлана Кирилловна хотела, чтобы сын тоже стал врачом. И еще аргумент выдвигала другой. В «меде» есть военная кафедра, и Олега не заберут в армию во время учебы. Этот вопрос был больным для всей семьи. Дело в том, что сын Геннадия Кирилловича служил в Афганистане, был демобилизован по ранению. Раны зажили довольно быстро, но война оказалась психической травмой для молодого, эмоционального парня. Юра стал нервным и вспыльчивым, у него случались приступы ярости и агрессии, из-за которых он не работал долго на одном месте и не мог создать семью. Лечение у врачей разного профиля результатов не дало. Юра начал пить, употреблять наркотики, а в двадцать три года закончил жизнь самоубийством.

И они все боялись, что служба в армии, тем более, в горячих точках, может так же искалечить жизнь Олега. Парню и самому в армию не хотелось. Учителем, тем более. Директором школы, он себя плохо представлял. За десять лет душные классы, нудные уроки и галдящая, носящаяся толпа молодняка в темных неуютных коридорах – ему изрядно это все надоело. А тут на всю жизнь снова в школу, едка оттуда вырвался?! К иностранным языкам он чувствовал отвращение. К математике тоже. Одно дело разобрать и собрать мотор, и совсем другое какие-то абстрактные интегралы, функции и сопромат. А это все придется учить в техническом вузе.

И он выбрал медицинский. Поступил без проблем. И учиться ему было, на удивление, легко. Все было наглядно: мышцы, сосуды, кости и фасции. Девчонки в анатомке у трупов падали в обморок. Олег препарировал ткани так, будто этим занимался всю жизнь. А когда начали изучать хирургию, то парень понял, что это – его судьба. Он стал ходить на кафедру в кружок, оставался дежурить в больнице на ночь, ассистировал на операциях. Ему начали доверять сначала мелкие операции: вскрытие гнойников, первичную хирургическую обработку ран. А потом, видя, как хорошо у него все получается, более сложные операции. Еще студентом он делал омиендэктомии, грыжесечение, ушивание суготодных язв. Даже старые операционные сестры восхищались мастерством молодого хирурга: он оперировал грамотно, быстро, технично. Ровные небольшие разрезы. Швы – стежок к стежку. Минимальные кровопотери. И никаких осложнений. Когда Олег Владимирович оперировал, он уходил полностью в этот процесс. Не терпел разговоров и музыки в операционной. Того, кто нарушал тишину, просто выгонял вон.

И так было с детства. Чем бы Олег не занимался, чинил ли машину, строил ли дачу, но он всегда сосредотачивался на деле, отключаясь от окружающего мира, стремясь сделать правильно и красиво задуманное.

Жену это почему-то всегда раздражало. Он работал, а она его отвлекала, пыталась что-то спросить, сказать, начинала выяснять отношения. А Олег Владимирович этого не переносил, потом ему уже просто не хотелось продолжать делать начатое.

Можно сказать, у него было две страсти в жизни: сначала первая – сделать что-то нужное без изъянов, красиво, своими руками; вторая – купить, продать, сменять какую-нибудь ценную вещь (марку, монету, икону, драгоценность). В институтские годы Олег, кроме марок и монет, стал заниматься иконами и драгоценностями. Он мог любоваться ими, чувствовал камни, был связан с ювелирами, и в этом был азарт, интрига, а в результате, как награда – навар, деньги. Одежда и валюта его не привлекали, слишком примитивно, поэтому на учете, как фарцовщик, в милиции он не числился. Машину на свои деньги купил еще в институте, оформил, как подарок отца, приобретением поразив родственников. На занятия на ней не ездил, только по делам, летом на дачу и по деревням, где скупал иконы. Но это его увлечение постепенно было выяснено хирургией и семейной жизнью.

Отношения с девушками у Олега были своеобразными. Привлекательный внешне, высокий, со спортивной фигурой он, вдобавок, обладал еще незаурядной мужской силой. И этот свой орган, который многие мужчины называют «Мой маленький друг», Олег не мог обидеть, назвав так, потому что он был у него весьма внушительных размеров. И Олег Владимирович называл его «Мой большой друг». Олег не ухаживал за девушками и женщинами. В этом не было необходимости. Начиная с пятнадцати лет, они сами постоянно роились вокруг, ругались из-за него, строили друг другу козни, выясняли отношения и даже дрались. Сначала девчонки в школе, потом студентки в институте. Первой его женщиной стала тридцатипятилетняя соседка по даче, заманившая подростка починить ей сарай. Там же, в сарае, на старом матрасе, и случилось его грехопадение. И с того дня началось. «Большой друг» жил своей жизнью и часто брал верх над ним. Он чувствовал явный зов женщины и шел на него, увлекая за собой своего хозяина и отключая на некоторое время его разум.