Сергей Берсенев - Путешествие в Тмутаракань. Проза

По пути любознательные глазёнки останавливались на волшебных витринах центрального магазина для юных покупателей, на каменных конях, взлетающих в небо с Большого театра, на сладких приманках булочных, кондитерских и на прочих ранее невиданных объектах. Странно, что пацан намотал солидный километраж и умудрился ни во что не вляпаться: как-то переходил улицы по утвердительным сигналам светофоров, не попался в силки рыскавших в поисках добычи педофилов, не растворился навсегда в снующем людском потоке. А в то время милиция, поднятая по тревоге, исследовала центр Москвы, словно под микроскопом.

Когда он предстал в одиннадцать часов вечера перед взволнованными родными, в матушкиной руке был наготове кожаный дедов ремень. На очереди улыбался зубастым страхом тёмный угол в прихожей. За Гену заступился дед, который баловал его, насколько позволяла фантазия. Везде таскал за собой: и на стадион «Динамо», чтобы приучить к безумному миру футбола (даже показал живого Яшина), и на ипподром, где в шутку советовался, на какую лошадь поставить деньги, и во дворец спорта «Крылья Советов», чтобы «наслаждаться» захватывающими боксёрскими поединками. Читать Толстиков научился не по сказкам, а по беговым программкам да по газете «Советский спорт». В его лексиконе не было фразы «мама мыла раму». Зато он выучил наизусть фамилии игроков и наездников.

А ещё в день рождения любимого внука дед откуда-то притащил красивого, пушистого кота. Недолго думая, нежного зверя нарекли Борькой. Кошара на удивление окружающих схватывал всё на лету, даже в туалете садился прямо на унитаз. Общение с Борькой активно формировало фундамент Генкиной души. Радость, нежность, привязанность накладывались в ней пласт за пластом, пока в бочку «мёда» не навалили три бочки» «дёгтя»

Так как квартира Толстиковых находилась на первом этаже, в окна были вставлены продольные прутья из прочного металла. Проветривая днём помещение, обитатели его не опасались залётных воров или шкодливых мальчишек.

Борька ненавидел улицу. Однажды дед попробовал вынести его на прогулку, но бедное животное запаниковало и, вырвавшись из рук, пулей рвануло назад. Зато летом, чинно усевшись на подоконнике, кот млел на солнышке с рассвета до сумерек, отходя лишь по надобности да к миске с рыбой.

Надо сказать, что отдаленное от центра расположение дома притягивало под окна описываемой квартиры разные неприятные события: то алкаши натужно сливали излишки жидкости, то они же завывали русские народные песни, вставляя при этом матерные прибаутки, то прямо к стене так ставили гроб с покойником, что Генка несколько раз натыкался на лицо, гипнотизировавшее жутким меловым оттенком. Потом, перед сном пережитый кошмар загонял парня под одеяло и долго не давал уснуть.

Вернёмся к коту, который в один из жарких июльских дней, занял своё почётное место. В течение продолжительного времени на Борьку обращал внимание дед. Старый слишком часто подходил погладить кота, и бабушка пеняла его за праздность. Но вдруг обнаружилось, что котяра исчез. Учитывая его патологическую нелюбовь к открытому пространству, искали внутри квартиры: заглядывали под шкафы, отодвигали диван; без осмотра не остался ни один квадратный миллиметр. Тщетно! Погоревали, погоревали и смирились. Генка неожиданно проявил качество, противоположное доброте. Он недоумевал: почему в такие трагические для него дни голуби, которых он всегда кормил по велению бабули, ворковали, радовались жизни, а не проявляли к нему должного сочувствия. Когда вокруг накрошенного хлеба собралось большое количество голодных птиц, вдруг какая-то непонятная, тайная сила вложила в его руку тяжёлый камень и с размаху швырнула в ничего не подозревавших символов мира. Испуганная стая резко взлетела в небо. Остался лежать только один, смертельно раненный… Пришибленный голубь бился в конвульсиях, издавая слабые, последние в жизни звуки.

– Что же я наделал? – спросил себя Толстиков, выпущенный дьяволом из плена. В отдалённом (чтобы никто не заметил) углу двора, он выкопал соответствующую размерам крылатого существа могилку и со слезами на глазах похоронил невеличку. Отныне Генка знал, что чувствует человек, совершив убийство. Даже то, которое видит один только Бог.

Борька «значился в списке пропавших без вести» уже неделю, и надежды на его возвращение таяли в геометрической прогрессии. Но если бы не пропажа кота, дед не обратил бы внимания на расцарапанные лица двух десятилетних цыганят, проживавших в соседнем доме. Столь откровенные улики наводили на определённые размышления. После допроса с пристрастием, на который согласился их отец, они, поиграв в молчанку для приличия, сознались в своем проступке. Цыганят строго наказали; их семейство даже предлагало взамен принести нового кота. Однако дед и особенно сам Генка были категорически не согласны: уж больно к Борьке прикипели душой.

Читать дальше